Вечный мотив героев Каракса –бег, неостановимое движение здесь становится вырезкой из
фильмов Жюля Марэ, частью истории кинематографа. История, которая бродит в крови, в
растая намертво, становясь собственной биографией. Входишь в фильм как к старым знакомым.
Значит, нету разлук? Ну, здравствуй, добежали. Лео Каракс, Оскар, Александр Дюпон, ты моя
радость, ты моя сладость, ты моя нежность. И чайки отчаянно плачут, удачи- удачи, удачи.
И девочка в красном прижимает руку к стеклу иллюминатора. Жизнь большая, а я маленький.
Мне не успеть ее перекатить полем, перекатить телом. Божественные механизмы: старости,
похоти, преступления и отцовства. Вечные и бродячие сюжеты человеческих жизней.
Оскар сбивается с ритма, Алекс не успевает. Если раньше лирический герой Дэни Лавана мог
останавливать телом машины, теперь он идет под дождем и ноги его не держат. Эта усталость
сродни тоске по утраченному, по большим камерам и большим чувствам. «Visit my website»
на французском погосте –постоянная ирония Каракса по поводу виртуализации сегодняшней жизни.
«Ну что такое жизнь сегодня? Родился, посидел в интернете и умер».
Все позабыто, растеряны навыки бега под дождем, не разбирая пути, когда пули проходят
насквозь и не задевают. Глотания огня и прыжков с парашютом, они не умеют. Как будто пришли
испанцы и выкупили все золото за стеклянные бусы. Колония для пораженцев. Только Лео
все знает. Только взгляд через окно и слепые глаза в зрительном зале, только красота,
которую нужно прятать в пещере, и засыпать у нее на коленях без штанов. Жрать цветы,
рвать ткань. Нищим клошаром жить под мостом, вымаливать любовь как милостыню, умирать
на чужих незнакомых руках, и снова воскресать. Это все от жадности. Чудо вовсе не бранное
слово в пустоте, в простоте, не в обиде. Каракс- это, конечно, собственная ностальгия,
проплыванье баржи по реке, убиванье былого. Память о том, как поджигают портреты
любимых и режут живот тупой бутылкой, заверено нотариально: только так и можно. Потому
что все прочие формы зрелой, половой, взаимной, они аморальны, они законны, от этого умирают.
И все многообразные личины Дэни Лавана –не более чем коспирация, попытка в последний
раз выразить восхищение перед этой густой и непроходимой жизнью. Той жизнью которая
была и вот –раз! Чуть вся и не вышла. Уместилась в пять с половиной фильмов, в прощальный,
такой щемящий титр «Катя, -тебе», наконец, в скромные буквы «LC», которыми обозначил
себя режиссер в списке автомобильных голосов. Почему в последний? Кажется, так. Смотришь
из заброшенного отеля на разрушенный мост, а на его месте уже другой, и все новое. И новые
люди расскажут о новой любви, пока допоется «Revivre».
Красота жеста! Даже если никто не смотрит. Как мальчик который кружится в пустом окне дома
напротив, как бессмысленные фигуры перед зеркалом. Как знание о том, что в антракте мелодию
аккордеона подхватит улица. И даже лимузины в гараже шепчут «аминь» перед сном.