Культ кино в Париже, вообщем-то и породил «новую волну», в какой-то степени вдохновил май 68-го и сам по себе – занятный феномен, который зародился, наверное, как серьезная попытка интеллектуальной богемы дистанцироваться от киноритуалов массы…
Две истории: одна про ФРАНЦУЗСКУЮ СИНЕМАТЕКА и МАГИЧЕСКИЕ ФОРМУЛЫ.
И еще одна про Cinema Macmahon и «НОВУЮ ВОЛНУ».
…Уроженец Турции Анри Ланглуа в 1936-ом году, будучи в нежном возрасте 22-ух лет, основал легендарную французскую синематеку. В последующие 40 лет (в течение которых он из-за нехватки места «архивировал» фильмы в собственной ванной) Ланглуа взрастил, вскормил и воспитал целое поколение французских кинофанатиков: собственно говоря, он и Анри Базен и были папашками «новой волны». «Он умер как слон» - уважительно писал Годар в некрологе на смерть Ланглуа от инфаркта в 1977-ом. Анри был пуристом и эксцентриком: он частенько сравнивал свой кинотеатр с вавилонской башней - и показывал фильмы без перевода, а немое кино – без музыки и титров. Причем даже в тех случаях, когда достать последние ни малейшей проблемы не представляло.
Благодаря огромному количеству письменных протестов из-за рубежа и местным демонстрациям французская синематека устояла в первой схватке с правительством, которое в 1968-ом попыталось лишить культовое заведение здания. Конфликт возник в том числе по причине того, что Ланглуа упорно отказывался предоставить сведения об имеющихся в архиве фильмах и бухгалтерский отчет (сотрудникам платили нерегулярно из мешка с мелочью дюжины различных государств). Другой причиной была сама программа синематеки – она становилась все хаотичнее и хаотичнее. Последней каплей в море непростительных грехов можно считать показы немецких синхронизированных версий мексиканских фильмов Бунюэля с португальскими субтитрами и Apu-трилогию Сатьят Рея в неправильной последовательности. Идиотские ошибки в программках также стали обязательным номером этого института. Вот, например, гениальное: из «Two rode together» Джона Форда получилось «Twо rode to get her».
… Тогда, уже в конце своей жизни Ланглуа, разъеденный суевериями, склочничеством и недоверием ко всем и вся, как старое пальто молью, вылез из постели и тяжело больной потащился в синематеку, чтобы перед воротами, с помощью магических формул, проклясть навсегда ее врагов.
Идея храма, в котором можно было бы наслаждаться кино и поклоняться фильмам как таковым, кажется, тоже впервые зародилась в Париже. На том же берегу Сены, что и заведение Ланглуа, стоял и легендарный кинотеатр Cinemа MacMahon – штаб-квартира претенциозного киносообщества, которое с 50-ых начало набирать силу. В фойе висели портреты Фрица Ланга, Джозефа Лоузи, Отто Премингера и Рауля Уолша, которые своими суровыми взглядами охраняли вход в зал, где начало сеанса оповещалось гонгом. Средоточием духовных исканий макмахонистов стал ныне почивший киножурнал с текстами редкостной убедительности про американское кино и тематическими номерами к фильмам про несовершеннолетних преступников (или на тему «Садизм и свобода»). Макмахонисты обожали суровых мужских типов вроде Хампфри Богарта, Говарда Хоукса, Джона Хьюстона, Николаса Рея или Джона Уэйна и тем самым искренне проповедовали мачизм (назовем это так), мужские ценности и женоненавистничество специфического разлива. Галльским апофеозом этого культа стал Жан-Поль Бельмондо –нос-лепешкой, оригинальная смесь нарциссизма, плебейского юмора и хитрой самоиронии сделала его прямо-таки иконой.
Лучше всего ситуацию описывают извергающие тестостерон тексты Мишеля Мурле, издателя журнала. Вот, например, из номера Cahiers du Cinema за май 1960-го года: «Чарльз Хестон – это аксиома. Его существование – это квинтэссенция трагедии как таковой, уже одно его появление наполняет экран красотой…. Горько-мужественная линия рта, несказанная сила его тела, благородный профиль – все это не может умалить даже самый плохой режиссер. В этом смысле можно сказать, что Чарльз Хестон, его существование, является более точным определением того, что есть кино, чем такие фильмы как «Хиросима, моя любовь» или «Гражданин Кейн» когда-либо смогут – потому что их эстетика игнорирует Чарльза Хестона или сомневается в нем». вот он какой, Чарльз Хестон
По сравнению с такими одами, проза американских критиков, вроде «вульгарно-юношеский физический облик Ричарда Гира наполняет кадр невыразимым обаянием» кажется жалким и невыразительным маранием бумаги.
Такие товарищи, как Клод Шаброль, Годар, Трюффо и, конечно, их наставник Жан-Пьер Мельвиль были, собственно говоря, первыми апостолами макмахонистской религии. Если только одним глазком заглянуть в критическое наследие Годара, то сразу кидаются в глаза симптоматичные признания: «Кино ищет ответы не в красоте женщины, оно формулирует вопросы, отчаянно сомневается в ее искренности, регистрирует неверность ее сердца…» Макмахонизм чистой воды, скрещенный с романтическим мазохизмом самого Годара. Показательно, что в сценарии «На последнем дыхании» - первом полноценном фильме Годара и Бельмондо, Патрисия должна была не только предать Бельмондо полиции, но еще и обчистить его карманы, когда он умирал. Деталь, которая, слава Богу, не вошла в фильм, поскольку Жан Сиберг воспротивилась такое играть.
По большому счету, «На последнем дыхании», как и «Не стреляйте в пианиста» - это коллаж кинофетишей, макмахонистская мифология, в которую вдохнули жизнь и движение. С болезненной настойчивостью здесь надвигаются сумерки богов и гибель героев: метафизические истины, которые без разбирательств принимают форму какого-то юмора для завсегдатаев и посвященных, мужчины, живущие согласно моральныму кодексу мелких мошенников… Последнее особенно касается Жана-Пьера Мельвиля, фильмы которого с почти религиозным пылом воздают честь чисто мужским мирам – и потому местами напоминают мелодрамы студии Columbia 50-ых годов. Афористичная отвага, с которой Мельвиль, один из идолов Годара, блистает на комичной пресс-конференции в «На последнем дыхании» («Цель Вашей жизни?» «Стать бессмертным и потом умереть») так же типична для мироощущения макмахонистов, как и сцена в начале фильма, когда Бельмондо перед постером Богарта выдыхает «Боуги» (проводя при этом большим пальцем по губам – фирменный жест всего фильма). …и сигаретный дым – священный дым макмахонистов - застилает экран…
Community Info