Фильм рассказывает об враче-исследователе, который измеряет какое-то неведомое излучение у людей, показатели которого у каждого индивидуальные и постоянные. Причем по теории Ивана (героя картины) у данного показателя излучения, есть максимум. Долгое время режиссер играет в смысловые аллегории, пытаясь вывести зрителя через опыты Ивана, что этот показатель связан с любовью. И именно стимулируя это чувство, которое некоторые добровольные подопытные даже не испытывали в жизни, разве что к собаке, Иван пытался увеличить данное число до максимума. Конечно, речь идет здесь об отношения людей в прошлом к советской системе-окружению, которая и погибла из-за неверия/нелюбви людей к ней/к друг другу, как строителям нового общества. И эта мерещащаяся Ивану Рита – есть тот (не)достижимый идеал, к обретению которого он приходит в финале, что выражается в показателе Ивана - 977. Только у Риты и Ивана был этот возможный максимум. Бросьте аналогии с «Солярисом» Тарковского – здесь речь совсем о другом. У советского общества был идеал, к которому нужно было стремиться, но он по своей природе был эфемерен, как и Рита. В «977» присутствует также и антипод Риты – это Тома, медсестра-практикантка. Именно самим фактом отказа от нее, как от женщины, Иван подчеркивает свою «идейность» - верность Рите, как образу. Само бы обладание практиканткой поставило его в один ряд вместе со всеми врачами, ранее с ней переспавшими, что сделало бы его одним из них, уже ни во что не верящих.
Игры-аллегории с любовью присутствовали, пока тема все-таки не взяла свое. И здесь нас интересует момент перехода-определения проблематики фильма. Им стал даже не момент демонстрирования советского фильма о биологах на стенке с профилем Ленина, а эпизод ближе к концу, с разгоном отделения, где работал Иван. Это происходило таким образом: сперва в зале все больные лежат на койках; затем приходит главврач Сергей Сергеевич (этакий ситуативный аналог Горбачева (и даже имя то же!)), который взбирается на трибуну и размахивая руками говорит речь о закрытии эксперимента. Вроде бы все очевидно, но сколько же присутствовало до этого неопределенности, иносказания в данном фильме, что не случись этой сцены и последующих, можно было бы с равной степенью допустимости рассуждать о разных толкованиях. В общем, здесь все стало очевидно, все подтексты, включая сцену с киргизами ближе к концу, которые сидят на земле, и копаются в костре. Понятно, что здесь показаны оставшиеся на произвол судьбы народы бывшего Союза.
Помимо всего сказанного, нельзя обойти и недостатки картины. Что это первая картина режиссера, заметно, хотя бы по экспериментам с камерой, некоторые из которых загодя были обречены на провал. Особенно это касается моментов, когда камера «смотрит» глазами человека. Данная форма нежизнеспособна по сути, хотя признаться в некоторых «клишированных» формах съемки, она стала уже встроенной в визуальные приемы восприятия, и обычно это оправдывается сторонним взглядом субъекта. Хомерики применяет данный метод раза четыре. Дважды это оправдано, исходя из той же «клишированности». Это тогда, когда взгляд через окошко лифта смотрит на Ивана, а после на спутника, тем самым, показывая, что есть кто-то третий, следящий, духом которого пропитаны некоторые эпизоды, как отголоски прошлого-КГБ и доносы/слежка друг за другом в советской повседневности. Этот же мотив крепок в тайном обыске невидимым незнакомцем его одежды. Но когда вторым эпизодом нам показывают подъем по лестнице глазами Ивана, то поначалу кажется, что по-другому не снимешь то главное, ради чего и делалась этот эпизод – а именно показать нумерацию ступенек, заканчивающуюся цифрой «977», что означает, что общество номинально находится на заданном максимальном уровне, но никто в отдельности ему не соответствует. Это тождественно советскому обществу, номинально коммунистическому, но по отдельности не соответствующему практикуемому идеалу. Так вот данный эпизод можно (и нужно!) было снимать со стороны, и это выглядело бы без потерь, как и последующий обзор взглядом Ивана-камеры сверху. В двух из четырех сцен, уже приведенных, оправданность съемки «от взгляда человека», заключалось в том, что велась она не от объекта, а от субъекта – третьего лица, невидимого, но скрытого. А иначе – в неоправданном случае, мы приходим к тому, что необходим переход от «глаз-камеры» к стороннему отображению бывшего объекта, от чьего взгляда и велась съемка. И здесь неизбежный кошмар! Когда-то более 10 лет назад я играл в компьютерную игру. То ли DOOM, то ли Quake. Так вот, там был режим перехода из экрана-взгляда бойца, в режим где того же бойца мы уже видели со стороны. Камера поворачивала в сторону, направо, и затем мы видели бойца со стороны. Здесь нет никаких правил и клише, так как сам данный переход противоречит этике кинематографа, допустимым приемам, что ли. К сожалению, неизбежная «проблема перехода» решена в «977» также, как и в приведенной компьютерной игре. Но это ученическая ошибка, как подтверждение присутствующая лишь во 2-ой и 4-ой(?) монтажной склейке фильма.
К вызывающему вопросы относится также присутствие изменения светофильтров за полсекунды до следующего монтажного стыка. Это идет подряд всю середину фильма, начинает сразу раздражать, помимо этого, попутно нарушая заповедь непредсказумости, которая уходит из-за того, что понимаешь, что через полсекунды план сменится. Если это умышленный ход, то он по меньшей мере непонятен, по большей – плох. Но не исключаю какой-либо технический брак.
Само затрагивание проблемы идейности идеального советского человека, и то, как это было раскрыто, ставит Хомерики высокую оценку. Он показывает все без симпатий и антипатий, но его сторонность не похожа на ту позицию, при которой рассказчик пытается сохранить дистанцию и ни в коем случае не запачкаться. Сам уровень глубины затрагиваемой проблемы, на который выходит Хомерики, не может оставить его беспристрастным. В фильме, помимо бездушных людей – участников эксперимента есть чиновники, которые чувствуя конъюктуру не гнушаются бросить все – предать идею, ради куска хлеба. И именно они самые неприглядные в этой истории, по крайней мере в их силах было что-то изменить.
В «977» есть несколько тонких сцен. Ну сцену с разбиванием толстого стекла сперва Ритой, а потом Иваном, как неопределенность действия – было ли в первом случае оно совершено?, можно рассматривать как виртуозный ход. Но самой тонкой сценой можно назвать тот эпизод, когда Тома смотрит на Риту. И учитывая смысловую неопределенность, которая то тут то там заставляет зрителя сомневаться в «невидимости» Риты, данная сцена есть момент ничего не проясняющий, но если принять что Рита «не видна» Томе, то это два «слепых» взгляда. Новый Ким-Кидук Хомерики!
Все же фильм, которому присуща такая поэтика, сложен в анализе частей её создающих. Все вышесказанное относилось к смысловой части и технике, которой не объяснишь все то ощущение, которое возникало во время просмотра. Вы можете отточить технику, и поднатореть в смысловой конструкции фильма, но поэтичности при этом гарантированно не будет. «Поэзия рождается на стыках» - сказал Брессон. Но о природе поэтики Хомерики – ни слова, ведь это рискует обесценить столь редкий для нас отечественный фильм высокого уровня.
977
Россия, 2006
Режиссер Николай Хомерики
В ролях Екатерина Голубева, Федор Лавров,
Клавдия Коршунова, Алиса Хазанова
Community Info