Для криминального сознания излишняя публичность ни к чему. Что он ворует? Он ворует свежий воздух, чистоту поверхности, созвучие отражений, имморализм и т.д. (Кстати его Бэсс в «Волнах» - такая огромная нарытая всем ходом фильма нора, вряд ли человек)
Вот так нароет он нор, а потом там как понесется дикий поезд с неотвратимостью протестантского зубила – оттачивать монументальное понимание судьбы. И все так витально, магнетично…Только не думай заглядывать в себя сам, два поезда в одной норе не уживутся
Его фильмы жестки, но это – не мышечная жесткость азиатского кино, это жесткость пищеварения, которое никогда не останавливается, хищность внутреннего яда. У желудка – своя мораль. Ведь желудок не хочет нам смерти! В нем больше ума, чем в самом уме. И желудок может обеспечить нас компенсацией за участие в нем – одарит нас высокой ценностью несъедобного – ценностью судьбы. Выше нас только то, что нельзя съесть, разгрызть.
По Триеру наш Бог - наша судьба, ведь она возвращает нам нашу ценность опрометчиво переданную желудку. Все время, которое есть – время нашей судьбы,(только личное время значимо) ведь только время нематериально и, значит, оно – сверху. Заполненное нами время рождает нас заново, дарует нам постоянство продолжения нас.
.
Такие фильмы разделяют людей, внушают им понимание крайней отдельности себя, отдельности до удушающей депрессии, до обреченности. Все должны почувствовать себя в крайнем, неисправимом грехе, где только режиссер может своей раздутой от чужих мук, сверхисцеляющей плотью принести избавление. А что еще надо романтику антикоммунисту?
Окуни пальцы в Триера, Фома, и ты ткнешься в зубовный скрежет, который сжует тебя, не глядя. А потом твое измочаленное тело будет выкинуто на поверхность, и тихие специалисты душевных клиник будут радоваться тому, как ты светел. А что надо, чтобы быть хорошим европейцем?
Community Info