«Лола» — стоящий своего времени фильм Жака Деми. Прекрасно сплетенная история и слегка шероховатая режиссура будущего мастера.
Актеры, которые притягивают взгляд/ времени на любование которыми всегда мало. Герои, все жизни которых угадываются со всеми подробностями — во всей их душещипательной трагедии «обычности». Кино, которое называют пробой пера перед «Шербурскими зонтиками», но которое самодостаточно как маленький шедевр всё еще послевоенной Европы со всё еще оголенными нервами. Нарратив с отвлекающими зрителя сценами, маскирующимися под мюзикл с хеппи-эндом, чтобы тот мог вынести тяжесть торжествующего в своей неопровержимой правоте экзистенциализма. Фильм полный умных фраз-вопросов, которые уже тогда выцвели в сознании обывателя до статуса банальностей, но которые можно было лишь залить виски и затанцевать в кабаке, чем продержаться на их острее отвечая.
Жак Деми сделал честный фильм. Фильм, который и формой, и содержанием — своей честной легкой неказистостью — говорит: я сделан, чтобы дать иллюзию надежды вознаграждения ожидания, чтобы пролить успокаивающие слезы любования чужим везением, чтобы укрепить душу сказкой о верности.
Будем радоваться тому, что в нашей бедности — бедности, оставленных всеми, одиноких душ — есть рядом другие такие же — с которыми мы можем перекинуться взглядом, словом, касанием — чтобы наше одиночество стало выносимым. Чтобы наше совместное пребывание в мире породило воспоминание. И, уже будучи воспоминанием, стало грезой, в которой мы могли бы спастись.
Если же спастись не удается, если же столкновение наших ожиданий от других с их ожиданиями по поводу нас или по поводу их других — оборачивает грезу в реальность невозможности совместного бытия — то всегда можно уехать и переждать. Переждать, чтобы вернуться. Ведь деваться-то некуда. Наши сердца навсегда прикованы к прошлому. А прошлое всегда оттуда откуда мы пришли. А пришли мы из родного города, городка или деревни. И там больше всего мы ждем спасения и там нам больнее всего оставаться. Но только там мы и живем в своей полноте — неважно: в реальности или в своих воспоминаниях-мечтах…
В остальных же местах мы ищем дорогу, чтобы вернуться. Вернуться в доспехах «успеха» или «неудачи» — что, по самому большому счету, неважно — ведь и «успех», и «неудача» — лишь повод, который дает нам перед самими собой разрешение вернуться домой — к тем, кому, как нам мечтается, мы не безразличны — к тем, кто точно (кто единственные) не безразличны нам…
***
Город. Город, который был до нас. Задолго до нас. И будет после нас. Просто город — без всяких открыточных видов. Это настоящий герой фильма. Главный герой, которого так легко не заметить, как не замечаем мы землю, по которой ходим, воздух, который дышим и даже себя — ведь себя как себя, как то, что мы есть, а не то, какими мы были или хотим быть — мы тоже почти никогда не замечаем — не знаем мы себя…
Все герои бегут по пересекающимся дорожкам внутри города. Они кружат — сходятся и расходятся — разминаются друг с другом и сталкиваются — начинают новые встречи-истории и обрывают старые — но обрывают не до конца — потому что на месте остается Город. Место, где всегда будет сплетаться человеческая жизнь…
Фильм снят в Нанте, по дорогам которого человечество непрерывно ходит уже много-много тысяч лет. Город же как именно город разрастается уже две тысячи лет.
Кто-то строил все эти дома, прокладывал дороги, становящиеся улицами, и выстраивал порт — порт, которому тоже многие сотни лет и который всегда связывал город со всем миром. Связывал и разделял — разделял людей, на тех, кто остается и на тех, кто уехал; на тех, кто остается и на тех, кто лишь мог уехать — кто уже не находит себе место там, где раньше так естественно для них было его иметь…
Кто-то открывал харчевню, которая через сотню лет становилась кафе для не знающих на что тратить свою жизнь, потому что их жизнь вся была отдана другим, а тем она оказалась не нужна (или они так думали, что не нужна — но это ведь ничего не меняет).
Кто-то собирал деньги с портовых проституток — нищих, несчастных, пошлых вечных-девочек-однодневок, чтобы потом через сотню лет их наследники открыли на этом месте бордель, а еще через десятки лет — кабак с танцами, но всё с такими же проститутками, которые просто теперь вынуждены репетировать свои песни для чуть более привередливых клиентов, да и прогресс в мануфактурном производстве их слегка внешне украсил…
Город стоит. Город столь привычен, что кажется, что только так и может жить человек — в городе, где никогда не было чужаков, которые хотели бы оставить на его месте лишь пустое место.
Недавно была очередная война — люди теряли очень многое. Но остался город. И прилепленные друг к другу люди остались защищены своей близостью. Даже нищета, потерявшего себя в человеческом муравейнике одиночки, стала выглядеть прилично — город не дает ему потерять его человеческий облик. Он, готовый утонуть, все время сталкивается с другими людьми и те подталкивают его своим минутным вниманием к поверхности. Дарят глоток иллюзии, воспоминания, надежды — и он живет…
Город не отпускает — даже убежавший за призраком добычи «охотник» всегда стремится вернуться — ведь в городе осталась самая ценная его добыча — его надежда на покой в объятиях той, которая ждет, и его надежда на продолжение его рода — продолжение его самого и его мира…
Люди бегут не ими протоптанными тропинками человеческого муравейника. Бегут, пересекаются, разлучаются, встречаются, уходят-чтобы-вернуться и уходят навсегда… но оставляют своё место для следующих, чье сердце также будет разорвано стремлением за границы того, что есть, но которые никогда не забудут то место, где в них расцвело это обещание счастья, и которые, на самом деле, никогда никуда не уйдут — от себя не убежишь, а твой «муравейник» — это и есть ты…
.
Community Info