- Господи, ты видишь, как она молится. Почему ты ей ничего не скажешь?
- Ты только вообрази, что случится, если она услышит мой голос.
- Ну, хотя бы дай ей понять, что ты есть.
- Я все время даю ей это понять, но только она этого не замечает.
Это диалог из фильма. Анекдот? Да как посмотреть… Это содержание фильма, если совсем коротко.
Русский крепостной композитор Павел Сосновский [странная фамилия для крепостного, но оставим это на совести Андрея Арсеньевича] в свое время был отправлен барином в Италию, учиться. Имея возможность остаться, Сосновский вернулся обратно в рабство, где запил и покончил с собой. Потому что как же не увидеть больше березок, не вдохнуть родного воздуха? Ностальгия… Или загадочная русская душа?
Советский писатель Андрей Горчаков собирает в Италии о Сосновском материал. С сопровождающей от итальянской стороны, Эйдженией (Евгенией), он приезжает в провинциальный городишко, известный храмом святой Екатерины, популярным у бесплодных женщин, и лечебными серными источниками аккурат перед ратушей. Собственно, цель приезда именно храм. И это идея Горчакова. Однако он туда даже не заходит.
Третья достопримечательность городка – сумасшедший, Доминико. Подвинулся он на религиозной почве – пытался спасти от мира семью, заперевшись с нею на семь лет в своем доме. Сейчас тих и безобиден.
В городке скучно, пусто, холодно и сыро; делать совершенно нечего. Писатель наш сам не понимает, зачем его сюда принесло. Сосновский? Да Бог с ним, с Сосновским! Писателя терзают воспоминания детства, какая-то неясная тоска… Горечь безотцовщины? Пожалуй, и это.
Дурачок привлекает внимание нашего героя. И тот пытается выяснить мотивы семилетнего затворничества.
Доминико заявляет, что тогда все делал неверно, а сейчас исправиться ему мешают сердобольные горожане, не дающие перейти со свечой через серный бассейн – думают, хочет утопиться. Он предлагает писателю сделать это вместо него. Тот обещает, но… Сумасшедший же!
А потом писателя накрывает волна воспоминаний. Ностальгия?
Ностальгия, говорите?.. Нет. Во всяком случае, не та ностальгия, что обычно понимается под этим термином. Писатель наш каждый день говорит по телефону с оставшейся в Москве женой, вот уже почти одной ногой в самолете, но… откладывает возвращение. Значит, тяготит его не расставание с родиной. Или – расставание, но не с родиной…
Мука потери чего-то важного, что было в детстве, но так и не получило развития, мука поврежденности корней, неправильно сложившейся жизни и… неслышания Бога – вот, что терзает Горчакова.
Доминико альтер эго Горчакова, но не альтернатива, а просто иная грань. И сын «дурачка», которого тот хотел спрятать от мира, это тоже Горчаков! И все эти ипостаси нашего героя тяготятся своим бытием. И ищут решение. Но не находят…
- Сперва я был эгоистом. Хотел спасти свою семью… А спасать надо всех! Весь мир. – говорит Доминико.
Почему нужно спасаться, толком не объясняется. Ну, да, мы знаем об ухудшении экологии, угрозе ядерной войны, падении нравов и т.п. И что? Как это все угрожает конкретному человеку здесь и сейчас и, главное, как конкретный человек может от всего этого спрятаться? Нет, опасность не в этом. Опасность в отсутствии цельности, в утере осмысленности, в разобщенности. Мир фрагментарен и потому безумен. Разорвана связь времен. И разорван внутри себя человек. И вот это страшно!
Но в одиночку-то не спастись. Может быть, именно в этом причина первоначальной неудачи «дурачка», а не в тактике исполнения?
- Одна капля, потом еще одна образуют одну большую каплю. Не две! – поясняет Доминико нашему писателю.
Спасти мир – спасти себя, свое будущее, еще не рожденных детей и… свое прошлое, а, стало быть, восстановить нарушенную связь с Богом, с самим собой, вернуться к корням. Тоска по Богу – вот сущность той ностальгии!
Человечество мучается, но уже давно сжилось с этой мукой. Его устраивает. Страшно что-то менять. Вот, если бы кто-то… Но нет, все равно страшно! Но кто-то же должен.
Можно ли обладать святостью, не будучи воцерковленным? Может ли быть святым атеист? Посмертно – да. А при жизни? Вопрос…
Доминико решается. И писатель наш тоже. Только платой оказывается жизнь…
Но, может быть, восстановление полноты бытия требует выпадения из этого плана мироздания, эфемерного, где жизнь человеческая – только игра теней на стене?
«Ностальгия» завершает осмысление мироздания, разворачивающееся в «Солярисе» и «Сталкере». Именно поэтому здесь много перифраз из этих двух картин, перифраз до штампованности.
В «Солярисе» человек вышел в космос, чтобы встретиться со Вселенной и включить ее в себя, в «Сталкере» Вселенная сама пришла к человеку, на Землю. И там, и там Вселенная в итоге кооптирует в себя человека. В «Ностальгии» человек кооптирован исходно, но связь его со Вселенной нарушена. И нормально себя чувствовать человек будет, только когда в полном объеме восстановит единое бытие с целым – со Вселенной. А имя Вселенной – Бог.
Советский писатель Андрей Горчаков собирает в Италии о Сосновском материал. С сопровождающей от итальянской стороны, Эйдженией (Евгенией), он приезжает в провинциальный городишко, известный храмом святой Екатерины, популярным у бесплодных женщин, и лечебными серными источниками аккурат перед ратушей. Собственно, цель приезда именно храм. И это идея Горчакова. Однако он туда даже не заходит.
Третья достопримечательность городка – сумасшедший, Доминико. Подвинулся он на религиозной почве – пытался спасти от мира семью, заперевшись с нею на семь лет в своем доме. Сейчас тих и безобиден.
В городке скучно, пусто, холодно и сыро; делать совершенно нечего. Писатель наш сам не понимает, зачем его сюда принесло. Сосновский? Да Бог с ним, с Сосновским! Писателя терзают воспоминания детства, какая-то неясная тоска… Горечь безотцовщины? Пожалуй, и это.
Дурачок привлекает внимание нашего героя. И тот пытается выяснить мотивы семилетнего затворничества.
Доминико заявляет, что тогда все делал неверно, а сейчас исправиться ему мешают сердобольные горожане, не дающие перейти со свечой через серный бассейн – думают, хочет утопиться. Он предлагает писателю сделать это вместо него. Тот обещает, но… Сумасшедший же!
А потом писателя накрывает волна воспоминаний. Ностальгия?
Ностальгия, говорите?.. Нет. Во всяком случае, не та ностальгия, что обычно понимается под этим термином. Писатель наш каждый день говорит по телефону с оставшейся в Москве женой, вот уже почти одной ногой в самолете, но… откладывает возвращение. Значит, тяготит его не расставание с родиной. Или – расставание, но не с родиной…
Мука потери чего-то важного, что было в детстве, но так и не получило развития, мука поврежденности корней, неправильно сложившейся жизни и… неслышания Бога – вот, что терзает Горчакова.
Доминико альтер эго Горчакова, но не альтернатива, а просто иная грань. И сын «дурачка», которого тот хотел спрятать от мира, это тоже Горчаков! И все эти ипостаси нашего героя тяготятся своим бытием. И ищут решение. Но не находят…
- Сперва я был эгоистом. Хотел спасти свою семью… А спасать надо всех! Весь мир. – говорит Доминико.
Почему нужно спасаться, толком не объясняется. Ну, да, мы знаем об ухудшении экологии, угрозе ядерной войны, падении нравов и т.п. И что? Как это все угрожает конкретному человеку здесь и сейчас и, главное, как конкретный человек может от всего этого спрятаться? Нет, опасность не в этом. Опасность в отсутствии цельности, в утере осмысленности, в разобщенности. Мир фрагментарен и потому безумен. Разорвана связь времен. И разорван внутри себя человек. И вот это страшно!
Но в одиночку-то не спастись. Может быть, именно в этом причина первоначальной неудачи «дурачка», а не в тактике исполнения?
- Одна капля, потом еще одна образуют одну большую каплю. Не две! – поясняет Доминико нашему писателю.
Спасти мир – спасти себя, свое будущее, еще не рожденных детей и… свое прошлое, а, стало быть, восстановить нарушенную связь с Богом, с самим собой, вернуться к корням. Тоска по Богу – вот сущность той ностальгии!
Человечество мучается, но уже давно сжилось с этой мукой. Его устраивает. Страшно что-то менять. Вот, если бы кто-то… Но нет, все равно страшно! Но кто-то же должен.
Можно ли обладать святостью, не будучи воцерковленным? Может ли быть святым атеист? Посмертно – да. А при жизни? Вопрос…
Доминико решается. И писатель наш тоже. Только платой оказывается жизнь…
Но, может быть, восстановление полноты бытия требует выпадения из этого плана мироздания, эфемерного, где жизнь человеческая – только игра теней на стене?
«Ностальгия» завершает осмысление мироздания, разворачивающееся в «Солярисе» и «Сталкере». Именно поэтому здесь много перифраз из этих двух картин, перифраз до штампованности.
В «Солярисе» человек вышел в космос, чтобы встретиться со Вселенной и включить ее в себя, в «Сталкере» Вселенная сама пришла к человеку, на Землю. И там, и там Вселенная в итоге кооптирует в себя человека. В «Ностальгии» человек кооптирован исходно, но связь его со Вселенной нарушена. И нормально себя чувствовать человек будет, только когда в полном объеме восстановит единое бытие с целым – со Вселенной. А имя Вселенной – Бог.
Community Info