Ладно, его ранние фильмы приняты и признаны, потому что их приняли и признали во всём мире, назвав «одной из вершин мирового кинематографа», но более поздние... они раздражают.
Нашим современникам, особенно полякам и русским, очень хотелось бы, чтобы Вайда умер не сейчас, а лет двадцать назад. Но упрямый художник отказывался уходить и продолжал снимать своё кино.
Вайда был лидером и символом «польской школы», просуществовавшей с 1953 по 1968 год и породившей ослепительно прекрасный и невостребованный «польский миф», в котором воедино слились пафос и сарказм. Эта обжигающе-ледяная смесь высокой поэзии и изощрённого издевательства над поэтичностью, гимн во славу героизма, подаваемого как самоубийственный абсурд, завораживающе красивые фильмы об отчаянном полёте в никуда. Юноша-подпольщик, с поднятой рукой падающий в пролёт лестницы, варшавские повстанцы, тонущие в дерьме канализации, смешливый террорист, смахивающий муравьёв с нагревшегося на солнце автомата, бессмысленно прекрасная атака польских улан на гитлеровские танки – это «польская школа».
Меня в своё время поразило изменение в «Пепле и алмазе» - в романе Анджеевского эпизод убийства Щуки террористом Мачеком сделан в высшей степени кинематографично, как в хорошем ганстерском кино, с виртуозностью, достойной Жан-Пьера Мельвиля. Профессионал Мачек устраивает засаду дома у Щуки и всё делает чисто, умело, безжалостно. А Вайда это выкинул. У него Щука бежит по городу в бюро ГБ, чтобы спасти своего арестованного сына – такого же АКовца, как Мачек, и Мачек встречает Щуку на улице, они мельком улыбаются друг другу и Мачек стреляет в упор. И в этот момент взрыв салюта Победы! И убитый Щука падает в объятия своего убийцы. У Анджеевского сцена убийства великолепна. У Вайды – гениальна.
Потом «польскую школу» сменило «кино морального беспокойства», о котором Вайда высказался сразу же в ехидной «Охоте на мух» и пошёл прочь, своим путём.
В конце жизни Вайда сожалел, что всегда делал фильмы не о «парне и девушке», а об «улане и барышне», то есть, жёстко вписывал своих героев в социальный и исторический контекст. Сожаления, по-моему, напрасные, потому что фильмы про мальчика и девочку только ленивый не ставит, а вот социальным кино занимаются «прозаики», не «поэты». Пусть даже такие талантливые прозаики, как Кен Лоач, но, ей-богу, не воспарить им на те высоты, где Вайда чувствовал себя на своём месте. Его эпические фильмы с заострённой социальностью всегда были полны поэзией, и никогда Вайда не оступался на этом канате над пропастью пошлости. Едкий юмор и самоирония всегда были с ним.
А «Катынь» Вайды так и не купили для российского проката.
Community Info