Никаких бьющих на эмоции архивных записей, шокирующих кадров фотохроник с горами трупов, сделанных первыми вошедшими в лагеря представителями союзнических войск. Только говорящие головы все девять часов – выжившие евреи, немцы, участвовавшие в истреблении и поляки-очевидцы. Ухо цепляет нестыковки. Например, многие поляки, говорят, что носили к поездам с измученными жаждой людьми воду. В то же время, один из выживших евреев рассказывал, что на всем пути следовании 99% местных жителей провожающих поезда смеялись и кричали, дескать, рады-радешеньки избавиться. Где же правда? Наверное, правда - везде. Вот в чем ужас - смотря на кого-то, никогда нельзя точно сказать ни заранее, ни постфактум – носил он воду или радовался. Только камера безжалостно улавливает некоторые нюансы, а Ланцман умеет задавать вопросы – вот судя по тому, что мы слышим в течении фильма, большая часть интервьюируемых и до сих пор радуется (в Польше авторов за этот фильм чуть ли не проклинали). «Слава Богу, что их больше здесь нет. - А Вы одобряете то, что сделали немцы? – Не, ну убивать – перебор, конечно, но ведь без них лучше стало!» - приблизительный смысл большей части интервью с местными. Но воду точно кто-то носил. Машинист поезда рассказывает, что однажды местная жительница пыталась передать кастрюлю с водой, охранник ее не пускал, тогда она надела эту кастрюлю ему на голову. Охранник в ответ открыл стрельбу по вагону. Когда рассказчик туда вошел, то там было уже сплошное месиво. Машинистам таких поездов, кстати, совершенно официально выдавали прибавку к зарплате водкой – иначе не выдерживали.
Вообще за этим за всем становится как-то неудобно наблюдать. Там была история человека, который попал в лагерь подростком. У него был хороший голос, поэтому немцы его оставили, чтобы он им пел. Когда они отступали, то мальчика положили на землю и выстрелили ему в голову. Но он остался жив, его нашел какой-то крестьянин и отнес в расположение советских войск, где его выходил военный врач. И вот этот герой, будучи пожилым мужчиной, приезжает из Израиля на родину. Бывшие соотечественники его помнят и хорошо встречают, они обмениваются воспоминаниями и тут кто-то начинает рассуждать на тему «это все произошло потому, что евреи распяли Христа». Беззлобно рассуждает в целом, не в качестве обвинения, а просто мол «ну такова судьба, мы тут не при делах». Еврей все это время смотрит куда-то вниз и грустно улыбается. У немцев своя программа абстрагирования от ситуации – одна немка восклицает, что возненавидела свою страну после того, как все ее знакомые и соседи прикинулись шлангами и стали заявлять, что нечего не знали. Она спрашивал - «Но как? Вы же не на Марсе жили. Что тут можно было не понять?». Но нет – не знали и все тут. Немцы-исполнители, которые о своем незнании точно сказать не могут, более откровенны – в фильме есть сцены разговоров с офицером СС, работавшем в Треблинке, снятые скрытой камерой. Он очень подробно рассказывает, как пришли к идее использования газовых камер, как они заколебались физически и морально на начальных этапах, когда евреев приходилось расстреливать. То ли дело с газом – одни заставляли людей раздеться, другие загоняли в газенваген, третьи давали по газам... Лично каждый в этой цепочке тоже как бы не при делах. «Он просто выполнял приказ» - это уже классика. Гениальная система отчуждения, созданная хорошо организованными бюрократами, возомнившими себя Нибелунгами.
Истории «Шоа» перемежаются кадрами молчаливых пейзажей. Это природа - живая, одухотворенная, дышащая, и, в то же время холодная, застывшая и абсолютно чуждая миру людей. Съемочная группа ездит теми же путями, по которым когда-то возили людей на смерть, по тем же местам, где люди мучили и убивали других людей.. Рурские заводы, трубы крематориев, газовые камеры – все здесь указывает на то, что пребывание на Земле человека в общем то довольно уродливое явление. В одном месте рельсы обрываются – немцы их проложили специально к выстроенному в лесу лагерю, а теперь этого лагеря больше нет. Только поют птицы, ветер колышет деревья. Рельсы зарастают травой... «Никому не выйти отсюда живым» - как было нацарапано на стене одного из бараков. Победа в битве остается всегда за пейзажем, оставляя человечков, которых вновь и вновь разводят темные силы, мучится неразрешимыми онтологическими вопросами в одиночку.
Community Info