- А почему ты больше не писал книг?
- Я слишком много гулял по ночам. . .
- Я слишком много гулял по ночам. . .
Все начинается на улицах и площадях вечного Рима (слова не в счет). Окаменевшая музыка молчит, туристы щелкают затворами камер, город дремлет, разомлевший от полуденного зноя.
Под бой часов и журчание воды в солнечном фонтане мы наблюдаем самый драматический момент человеческой жизни — ее внезапный и окончательный финал.
Звучит молитвенная I Lie а капелла на идише.
Здесь обязательно есть какая-то идея, ключ к пьянящему безобразию, что случится секундой позже. Что-то банальное и неуловимое одновременно, но я не успеваю в этом разобраться, меня затягивает ночной карнавал на дне рождения светского старика и немного писателя Джепа Гамбарделлы.
Фильм приглашает нас прогуляться по любимым местам и мыслям этого человека, который однажды скажет, что всю жизнь искал красоту.
[...] Как это часто бывает, поиск важнее открытия и в вопросе уже спрятан ответ. Лукавый пиноккио вовсе не изнуряет себя раскопками. Он исследует мир, не выезжая из Рима, и редко встает раньше двух. Его блуждания так же бесцельны и безалаберны, как и сам фильм: здесь нет четких линий продуманного сюжета, события набросаны скопом, свалены кое-как. Конструкция ничего не потеряет, если начать смотреть с середины, кусками, с конца. Намеки и символы, вроде длительного предисловия или надписей («Рим или Смерть»/Roma o Morte) лень расшифровывать да и некогда - ведь все уже происходит. Не останавливаясь на вычурных деталях, хочется поглощать и впитывать кремовую сладость этого разнузданного эксперимента.
Ленивый, рафинированный мир богатых и прославленных, благополучных настолько, что можно позволить себе главную роскошь человеческого существования — культуру, праздность и разговоры об искусстве. Они достаточно разумны, чтобы воспринимать прекрасное, но слишком расслабленны для увлеченной работы. Эти милые паразиты умеют наслаждаться, а легкая грусть, которую часто путают с поисками смысла жизни, - просто защитная реакция организма, предохранитель, берегущий мозг от дофаминового шока.
Джеп среди них - свой парень. Единственный роман, написанный в прошлом, привел своего создателя в квартиру с террасой и видом на Колизей, а годы сделали его ироничным и чувственным.
Режиссер старается, интересничает и жаль, что это заметно. Одинокая Фанни Ардан в ночном городе, спешащая по делам в свою настоящую жизнь, - момент гораздо более сильный, чем выкрутасы с ботоксным доктором в ночном клубе и оцифрованные фламинго на балконе.
Здесь много пошлости: внешней и внутренней, высмеянной и врожденной, но это совсем не плохо, ведь настоящее всегда где-то между ледяным эталоном и умиротворенным бульканием в сытом брюхе. Сегодня в моде хладнокровные концепции и социально активные перфомансы, и жизнелюбивый анахронизм Соррентино сбивает с толку. Пьяные, гогочущие тетки не влезают в узкие стереотипы интеллектуального жанра, они здесь для другого - паровозики!
Но даже чувствуя иронию режиссера, ими нельзя не восхищаться.
Джепу скучно, праздные красавицы оставляют его равнодушным - он уже знает их слишком хорошо. Сорокалетняя стриптизерша Рамона притягивает гораздо больше: роскошная и жуткая, словно первые силиконовые леди из четких 90х, она удивляет и отталкивает, будто восковая кукла с детским лицом. Матроны называют ее «эта девка», но в ней чувствуется возраст, словно тяжелый запах старомодных духов. В этом маскарадном мире молодость кажется незрелостью, а долгая жизнь становится скульптурой. Пусть иногда она пугает, на нее хочется смотреть и разгадывать, искать и находить мельчайшие неточности - трещины и сколы, лишь подтверждающие подлинность.
Прогуливаясь со своим героем по этой веселой кунсткамере, Соррентино все время ставит нас перед выбором: броуновское движение жизни или гениальная расчетливость искусства, сшитая или настоящая молодость, святость, физическое безобразие, фривольная беспечность или наполненный серьезностью самообман... зная, что выбирать не придется.
Красота, которую ищет Джеп, не может уместиться в привычных рамках оценочных суждений, она всегда маячит где-то между двух полюсов, иногда полностью уходя за линию горизонта. Увидеть ее можно только издали, со временем, когда самые светлые и страшные события становятся каплями краски разных цветов.
Отказаться от их тревожного разнообразия — значит нарушить гармонию, прервать таинственный процесс, когда в прокисшем соке человеческой жизни день за днем и год за годом незаметно дистиллируется бессмертный spiritus.
Community Info