Отдохнув и посвежев, Кроненберг вернулся к суровой профессии экранизатора и объявил о намерении снять фильм по одной из самых некинематографических книг в истории литературы – по роману Уильяма Берроуза Naked Lunch. В «Голом завтраке» нет практически никакого действия, только галлюцинации самого Берроуза о жизни в странной запылённой местности, именуемой Интерзоной. Никто не верил в успех, но «Голый завтрак» Кроненберга оказался не настолько плох, как предсказывали. Работа над фильмом затягивалась, порождая массу сплетен. По политическим причинам съёмки в Танжере оказались сорваны, декорации Интерзоны пришлось строить в Канаде, и это оказалось намного дешевле. Сэкономленные деньги можно было пустить на компьютерные спецэффекты, однако режиссёр ограничился анимированными моделями в стиле пятидесятых годов, подчеркнув их неестественность и декоративность. Казалось, он сознательно изгонял всякую возможность восприятия «Голого завтрака» всерьёз.
Премьера состоялась в 1991 году, на торжестве присутствовал сам Берроуз, грязный старикашка американской литературы, как любовно величали мэтра его бесчисленные поклонники. Уильям Берроуз заявил, что фильм ему очень нравится, что лучшей экранизации и желать нельзя, что он давно так не смеялся, как на этом сеансе, и сердечно пожал Кроненбергу руку. Старый писатель был любезен, Naked Lunch Кроненберга слабее, чем Naked Lunch Берроуза, но, вырываясь из-под обаяния книги, можно признать за версией Кроненберга право на существование. Особо интересна выстроенная градация систем галлюцинозов, способная вызвать запвисть у самого Филипа Кинреда Дика: из искажённого болезненным восприятием, стилизованного Нью-Йорка 50-х годов писатель-неудачник, по совместительству истребитель тараканов, Билл Ли, под влиянием наркотиков погружался в Интерзону, но после окончания trip оказывался не в Нью-Йорке, а в смежной галлюцинаторной прослойке. Блуждания в воображаемых мирах заканчивались «эмиграцией» в несуществующее государство Аннексию, чей террористический режим обеспечит ему необходимое количество мазохистских переживаний.
О M.Butterfly (1993) стоит сказать всего несколько слов. Фильм относится к числу явных неудач режиссёра. Экранизация скандальной пьесы о любви американского дипломата (конечно же, Джереми Айронса!) к актёру пекинской оперы, которого он, т.е. дипломат, принимает за женщину, выглядит несмешным фарсом из-за реализма на грани кинографомании и отсутствия каких-то ни было метафор. M.Butterfly находится намного ниже обычного уровня Кроненберга, хотя даже в этой глупой драме можно различить основную тему его творчества: метаморфозы и неопределённость границ человеческого тела. Придумано всё очень умно, но зрителя раздражает глупость протагониста, неспособного отличитьмальчика от девочки, ибо то, что «возлюбленная» героя - на самом деле мужчина, ясно с первых кадров.
Казалось, Дэвид Кроненберг выдохся. Но Crash (1995), поставленный по роману Джеймса Балларда, показал, что Коненберга рано сбрасывать со счета. Неизбежность экранизации прозы Балларда была ясна каждому, посмотревшему хотя бы три фильма Кроненберга. Близость их художественных миров бросается в глаза. Однако оставался вопрос, что выберет Кроненберг из обширной библиографии одного из лучших писателей-фантастов двадцатого века? «Бетонный осторов» или «Низколетящий аэроплан»? «Выставка жестокости» или «Высотка»? Кроненберг взял Crash, роман о сексуальности, пробуждаемой сочетанием скорости и риска. Обезумевшие фетишисты Балларда и Кроненберга бесконечно инсценируют знаменитые автокатастрофы и испытывают оргазм в автомобилях, разбивающихся на скоростных трассах. Если убрать из термина «порнография» оценочный оттенок, можно сказать, что холодноватая интонация повествования и отстранённость сексуальных сцен в Crash производят истинно порнографический эффект. И опять отзывы на фильм были резкими, нервными, неприязнеными, хотя в Каннах Crash удостоился спецприза жюри. Внятных критических претензий никто так и не высказал, в основном журнальные страницы заполняли упражнения в сарказме и из сердца идущие крики типа «я не хочу смотреть такое кино!» – прекрасный материал для психоаналитика, интересующегося фобиями кинообщественности.
Год спустя Sight & Sound (с самого начала высоко оценивший Crash) проанализировал реакцию кинокритиков и причины полууспеха фильма у зрителей, не пожелавших смотреть фильм в кино, но охотно покупавших видеокассеты с более экстремистской верией, так называемой Director Cut. Главная претензия к фильму состояла в необходимости для зрителя идентифицироваться с героями или осознанно выбрать позицию вуайера. Для обычного, несклонного к рефлексии, зрителя сделать подобный выбор затруднительно, особенно в условиях публичного сеанса. Дома, наедине с видеоплейером, идентификация проходит легче, потребителю фильма нет необходимости прятать глаза от соседа и стеснительно хихикать в положенных местах. Снова, как в случае с Videodrome, зритель отказался признать себя чудовищем.
Community Info