Международный фестиваль мусульманского кино проходит в Казани уже в девятый раз, следующий год будет юбилейным. Казанцы-кинолюбители упорно считают фестиваль чем-то вроде своей национальной фишки:), с раннего утра в буквальном смысле слова осаждая кинозалы и проводя за просмотром фильмов полный световой день. Между тем фестиваль, ежегодно собирающий у себя киноленты из полусотни стран, многие из которых уже отмечены ворохом наград других мировых кинофорумов, - событие совершенно беспрецедентное как по своему значению в мире кино, так и по уровню исполнения.
Когда руководители татарстанского Министерства культуры озвучили бюджет фестиваля, - 15 миллионов, - я как-то не сразу поняла, что речь идет о рублях:), в Москве мы редко оперируем обозначениями национальной валюты:)), и тем не менее, речь идет именно о такой сумме - Татарстану удается за три копейки провести у себя мировой кинофорум, на который съезжаются люди, двигающие вперед мировой кинематограф, как те, имена которых мы прекрасно знаем, так и те, с чьим творчеством нам предстоит познакомиться. Отнюдь не все казанские лауреаты или претенденты на призы - профессиональные кинематографисты. Смешной итальянец в бандане и мешковатых штанах Алессандро Балтера, типичный представитель итальянского "поколения дворников и сторожей" с философским образованием, привез на фестиваль документальную ленту "Белые люди" - вполне внятную заявку на Гран-при. Документальное исследование феномена негров-альбиносов из Северной Танзании, живущих вблизи озера Виктория, которые не просто становятся изгоями общества, но и вынуждены выживать, защищая свою жизнь от тех опасностей и угроз, которые сопровождают отнюдь не каждого "инакового" в традиционном обществе. Негры-альбиносы, как правило, не доживают до зрелости - помимо чисто физиологических проблем (ослабленный иммунитет, необходимость прятаться - это в Африке-то!! - от солнечных лучей и жить в гетто полумрака), несчастные люди становятся объектами настоящей охоты со стороны соплеменников, которым повезло родиться с "нормальным", чёрным цветом кожи. Альбиносов постоянно находят мертвыми со следами пыток и ритуальных издевательств, с отрезанными ногами, с выколотыми глазами, некоторые из них исчезают бесследно - жил-жил человек, и нет его... Итальянские документалисты Балтера и Маттео Тортоне, делая фильм черно-белым, на мой взгляд, сознательно идут на невыигрышный визуальный эффект, отказываясь от соблазна показать яркий контраст между яркими, насыщенными африканскими красками, шоколадного оттенка танзанийцами и болезненно-белёсыми альбиносами с белыми ресницами. Чёрно-белая гамма максимально нивелирует различия между обычными людьми и альбиносами, позволяя им слиться с толпой, - наяву-то слиться никак не получится. Герои черно-белой картины рассказывают о леденящих кровь ужасах, происходящих с их товарищами по несчастью, и в глазах стоит обреченность, - люди прекрасно понимают, что этот рассказ перед камерой вполне может оказаться последним...
Раз уж так получилось, что мы начали обзор фестивальных картин с документальной программы, нельзя не отметить вклад Ирана в мировую кинодокументалистику. Иран вообще лидер по количеству и игровых лент, и документальных, и мультиков, - видно, что кинопроизводство в ИРИ на подъеме. Член жюри КМФМК, пожилой иранский режиссёр Дариуш Мехрджуи, мягкий диссидент-оппозиционер, много снимающий как в Иране, так и за его пределами, о национальном кинопроизводстве отзывается достаточно критично, полагая, что 99% иранского кинематографа - это пропагандистское кино, разновидность "коммерческого мусора". Тем не менее, на кинофестивали подобный "мусор" не попадает, а Иран привозит на мировые кинофорумы столько шедевров и просто качественного, добротного кино, что можно сделать выводы и о размахе киноиндустрии, и о растущей роли иранского кинематографа в мировом киноконтексте, и об определенном уровне творческой свободы, ведь не секрет, что значительная часть критично настроенных к власти Исламской Республики кинематографистов предпочитают снимать именно дома, а не в эмиграции, где они перестают быть иранцами, становясь лондонцами или парижанами персидского происхождения.
Тридцатилетний Мохаммад Али Хашемзехи привез на КМФМК этнографическую зарисовку "Земля - вода - огонь" о своих соплеменниках, жителях иранского Белуджистана, бережно хранящих пять тысяч лет традиции гончарства и тесно связанную с ним мифологию. Керамическое искусство и традиция наносить на тело на целый день целебную грязь - вот лишь две особенности, аттрибутирующие иранских белуджей, но насколько богата связанная с этим нарративная традиция, народная поэзия, совершенно особенная, "гончарская" мифология, - поймут только люди, знакомые с языком иранских кочевников.
Конкурсная картина Мустафы Хосрави "Пешка Е4" - документальный портрет первого гроссмейстера Азии по шахматам и 6-ого гроссмейстера в мире, в свое время игравшего на равных с Карповым и Каспаровым и даже превосходившего их по очкам. Пожилой гроссмейстер, бакалавр социологии и вообще разностороннейшая личность, совершенно ослеп в результате ранения в ходе ирано-иракской войны и в последние годы прозябает дома. Книги ему читает вслух маленькая внучка, а сам шахматист ухитряется каким-то образом ощупью двигать по доске фигуры, играя сам с собой и со всеми желающими, придумывая новые шахматные комбинации и обучая им молодежь. Иногда под видом учеников в дом приходят мерзавцы, обворовывающие квартиру гроссмейстера, пользующиеся его слепотой. Фильм Хосрави - призыв к иранским властям не просто больше заботиться о ветеранах войны, но и обратить внимание на феномен, который мог бы составить славу Республике, но почему-то незаслуженно забыт. Забавно, что после просмотра фильма часть зрителей, так и не врубившись, что перед ними документальное кино о реальном человеке, стала наперебой спрашивать режиссера о том, был ли у героя прототип:))).
Реальным претендентом на победу в номинации "Полнометражное игровое кино" стала фантастической красоты режиссёр Марджан Ашрафизадех (на фото), представившая свою картину "Письма под дождём" - меланхолически-депрессивный рассказ о монотонной жизни Разие, состоящей из пошива свадебных платьев, заботе о больной матери да иногда, украдкой, разговоров с явно симпатизирующим ей водителем, привозящим ткани. Жизнь тянется размеренно, каждый новый день предсказуем, вроде бы ничего не происходит, а взгляд от экрана оторвать трудно. Актрисе Масумех Хасемипур при всей внешней скупости жестов и мимики (это насколько талантливой надо быть, чтобы будучи закутанной в чадор от щиколоток по самые брови, драматически достоверно передать всю гамму чувств и оттенков!) удается приковать к себе внимание зрителя и не отпускать о финальных титров. Общая безысходность, невостребованность личности, жизнь, состоящая не столько из ограничений, сколько из самоограничений, невозможность выплеснуть эмоции, откровенно поговорить о том, что переполняет, - насколько же это сложно передать аскетическими средствами художественной выразительности, которыми пользуется Ашрафизадех! Когда в конце картины ухажер Разие, за все время так и не решившийся поговорить с ней откровенно, потому что у него не было денег на свадьбу, наконец признается ей в своих чувствах и делает предложение, героиня уже настолько опустошена и надломлена, что забирает кольцо и уходит с ним в паломничество, оставляя своему поклоннику право на надежду...
Лента молодой египтянки Халы Лотфи "Новый день. Новая надежда" и содержательно, и стилистически очень похожа на картину её иранской коллеги. Мать и дочь, жительницы Каира, еле сводят концы с концами, ухаживая за парализованным мужем и отцом. Безжалостно натуралистические сцены заботы об инвалиде, беспощадная камера, скользящая по памперсам и пролежням, скупость и лаконичность диалогов, эмоциональная сдержанность, так не характерная для арабского кинематографа, всё это делает картину Лотфи космополитически-универсальной, лишённой национального колорита. Если бы не расшитый халат матери, было бы трудно догадаться, происходит ли действие на окраине Каира в городе мусорщиков или же в квартире жителей парижского пригорода. В отличие от Ашрафизадех, рисующей сельский пейзаж, героини Лотфи - обнищавшая столичная интеллигенция, отчаянно пытающаяся избежать люмпенизации. Мать учительница, дочь студентка, при этом не всегда хватает одного фунта, чтобы доехать на маршрутке от своей кудыкиной горы до Тахрира, и зачастую приходится идти через весь город пешком, а новый матрац для отца-инвалида стоит 700 фунтов и так и остается недостижимой мечтой...
Показательно, что и иранскую, и египетскую картину отличает полное отсутствие признаков времени. Действие, изображенное в них, может разворачиваться когда угодно и, в общем, где угодно. Фильм Лотфи снят в 2012 году, через год после первого тахриростояния, в самый разгар революционизирующих общество перемен. В фильме на это ни намека. Может, революция ограничилась Тахриром и не дошла до окраин города, жители которых как перебивались с хлеба на воду, так и перебиваются, как жили своими повседневными заботами, так и живут, ничего в их жизни фатальным образом не меняется, а ощущение безвременья как не покидало, так и не покидает? Когда героиня произносит слово "Тахрир", ловя маршрутку, невольно ловишь себя на мысли, что в конце маршрута её ждут новые впечатления, новые люди, новые надежды, обозначенные в названии фильма, но увы - название центральной каирской площади оказывается не революционным символом, а всего лишь топографическим ориентиром, местом, откуда героиня обречена добираться домой пешком, ибо у неё как до революции не хватало фунта на проезд, так и после неё этот несчастный фунт неоткуда взять. Соотечественник Лотфи Юсиф Насралла, например, снявший глубокий и многоплановый фильм "После битвы", продемонстрировал, как можно вечные ценности вписать в актуальный контекст, зафиксировав дыхание революционной улицы, не впадая при этом в конъюнктурную сиюминутность и репортёрство. Но у каждого свой стиль:). Насколько я знаю, фильм Насраллы на КМФМК не привозили...
Точно таким же смазанным хронотопом отличается фильм молодого узбекского режиссера Аюба Шахобиддинова "Паризод" - в кишлаке непонятно откуда появляется девушка, которую из жалости подбирает водитель-дальнобойщик, пытаясь на протяжении всего действия пристроить девушку "в хорошие руки". Финалом этих попыток становится самоубийство девушки, а все прелести традиционного общества - обскурантизм, предрассудки, метко описанный Марксом "идиотизм деревенской жизни", религиозные и мракобесные заблуждения, жестокость родового общества, - всё это проходит перед нашими глазами. И ведь если бы не современные автомобили-фуры и не мобильный телефон в руке героя, вполне можно было бы подумать, что перед нами узбекский кишлак середины прошлого века, а может, его начала, а может быть, столетья прошлого - архаичные общественные отношения консервируются, закосневают, составляя резкий и причудливый визуальный контраст с технологическими приметами времени... Блестяще говорящего по-русски Шахобиддинова (что сейчас, увы, для молодого среднеазиата большая редкость, от образованного узбека скорее услышишь английский или турецкий) казанская публика буквально чуть на сувениры не разорвала, и вполне заслуженно - поэтическая притча вышла лирической, но не слезодавильной, романтической, но не слащавой.
Можно, конечно, внести ложку дегтя в бочку мёда и упрекнуть отборщиков в намеренном пренебрежении общественно-политической тематикой. Разумеется, фестиваль - он о вечных ценностях, но и не замечать тектонические изменения, происходящие в мусульманском мире в последнее время, странновато и, на мой взгляд, неперспективно. Документальная программа, например, могла бы стать познавательной летописью событий, о которых у нас сегодня, при всем нынешнем развитии технологий и средств коммуникаций, узнать, в общем-то неоткуда. Интересно будет взглянуть, что там аль-Джазира на своем фестивале демонстрирует:). Пожелание к отборочной комиссии - сделать так, чтобы каждый фестивальный год запоминался в том числе и кинотрактовками событий, формирующих нашу картину мира.
Community Info