Экранизаций было много (и это свидетельствует о реальной популярности Красного Графа в советской культуре), но почти все они шли мимо текста (а это является симптомом отсутствия внятной рефлексии по поводу книг А.Н.Толстого).
В СССР монополию на культурную рефлексию держали интеллигенты (по крайней мере, так стало после внезапной смерти Великого Друга Советских Физкультурников), они устанавливали репутации, ранжиры, ранги, так что те, кого элита интеллигентов в упор не видела или по каким-то своим причинам считала необходимым чмырить, в советской культуре отсутствовали либо представали гротескными монстрами. А у Алексея Толстого, как я уже говорил, репутация на сложилась, и он оставался каким-то невнятным размытым пятном...
Посмотрим, как это отразилось в экранизациях его книг.
Началось всё, конечно, с поэтизации Заволжья, со всякого рода атмосферных псевдотургеневских мишук налымовых – целых три экранизации «Хромого барина» - типичное синема Серебряного Века, замедленное, трогательное. Характерно, что для синематографа отобрана не динамичная повесть «Похождения Расстёгина», предвещаяющая литературу ХХ века, остросовременная, саркастичная, едкая, а самый «нормальный», привычный для читателей «Нивы», импрессионистический роман, вялое чтиво с бо-ольшим приветом Великой Русской Литературе.
Следующее обращение к Толстому – сенсационная постановка «Аэлиты» в 1924 году. Вернувшийся их эмиграции Яков Протазанов, не очень хорошо ориентирующийся в культурной ситуации Советской России, задался вопросом «А какая книжка у нас тут нынче бестселлером идёт?» Ну, какая-какая... Ясное дело, «Аэлита» вернувшегося из эмиграции Алексея Толстого... И сайенс-фикшн экс-эмигранта пошла в дело. Протазанов обстругал роман Толстого до почти полной неузнаваемости, совокупил Алексея Толстого с Пантелеймоном Романовым, напихал туда модный дизайн, но режиссуру, увы, на уровень футуризма не вытянул, так что Церетелли, Эггерт, Ильинский, Солнцева и Баталов мыкаются по пространству фильма без взаимной стыковки. «Аэлита» Протазанова – честная попытка сделать кассовое кино, угодив всем, но попытка неудачная.
Гораздо удачнее фильм Александра Птушко «Золотой ключик». Алексей Толстой принимал участие в работе над фильмом, обсуждал с режиссёром материал и вообще всячески помогал растущему гению спецэффектов. Фильм получился отменный, в модернистском 1939 году о нём можно было говорить как о постмодернистском произведении искусства. Подобно своему оригиналу, экранизация оказалась насыщена двусмысленностями, граничащими с цинизмом и дискредитирующими идеолгию, которую вроде бы полагалось нести в массы. Ясное дело, фильм понравился заказчику, главному кинозрителю страны, но важнее то, что он понравился широкой публике. До такой степени, что во время оттепели «Золотой Ключик» переозвучили с целью «устранения пережиткой культа личности».
Чуть раньше, но, скажем так, параллельно, вышла единственная неэкранизационная работа А.Н.Толстого в кино, грандиозный блокбастер «Петр Первый». Вероятно, советские и постсоветские интеллигенты, лепечущие об «искажении истории» и «идеализации фигуры Петра» в романе Толстого, на самом деле имеют в виду не роман (да и читали ли они его? многабукфф, ниасилили), а фильм, простодушно полагая кинобоевик переложением известной книжки. Но кое-кто догадывается, что фильм поставлен по оригинальному сценарию, что книга как раз кончается там, где начинается действие фильма, и что неврастеничный герой романа, стремительно несомый бурным течением истории, ничем, кроме имени, не похож на сверхчеловека фильма 30-х годов.
Фильмы 20-30-х годов «по» А.Н.Толстому, в общем, удачны. В ту пору Красный Граф был важной частью советской культуры и, хотя фильмы по его текстам и сценариям были разнообразны, они опознавались по интонации весёлого цинизма и неукротимой витальности героев.
Продолжение следует
Community Info