«Нюрнбергский Процесс» Стэнли Крамера, 1961 год.
Действие фильма происходит в 1948 году, к этому моменту судебный процесс над руководителями нацистской Германии уже прошел и шли суды над менее крупными фигурами. Фильм построен вокруг суда над судьями нацистской Германии.
В самом начале «Нюрнбергского Процесса» Стэнли Крамер заявляет, как нам кажется, главную мысль, проходящую сквозь всю сюжетную линию. Провинциальный, простой американский судья в отставке Дэн Хейвуд приезжает в Нюрнберг судить немецких судей. Когда он едет в машине по разгромленному Нюрнбергу, сопровождающий его сенатор США рассказывает о том, что в городе есть стена, разделяющая новый и старый город, и что эта стена была построена в 13 веке. Сразу после этого судья спрашивает: «это здесь нацистская партия устраивала свои съезды?» Сенатор отвечает, что здесь все собирались: Гитлер, Геббельс и т.д. Напомним, что в Нюрнберге состоялся первый съезд «Национал-социалистической рабочей партии» («НСДАП») и были изданы «Нюрнбергские расовые законы».
Этим Стэнли Крамер сразу ставит главный вопрос фильма, как в городе с такой древней культурой могло гнездиться такое зло? Т.е. как высокая европейская культура могла породить такое зло и смириться с ним, фактически принять его?
На суде сразу же снимаются все возможные бытовые отговорки, все 4 нацистских судьи сформировались, как личности до прихода нацистов к власти и самостоятельно давали оценку происходящему, а не были жертвами нацистской пропаганды.
Центральной фигурой фильма, наряду с судьей Хейвудом, является министр юстиции нацистской Германии, соавтор Веймарской конституции, один из крупнейших юристов Европы Эрнст Яннинг. Его адвокат Ганс Рольф с самого начала заявляет следующую линию защиты: «Не будет никакой попытки давить на сентиментальность, я буду вести игру по их собственным правилам.»
Т.е. адвокат нацистских судей с самого начала берется воевать на территории Модерна (права, как высшей инстанции) и победить.
Он мотивирует свое жгучее желание защищать Эрнста Яннинга следующим образом: «Во мне жила надежда, что когда-нибудь я смогу принять у Вас эстафету, защищать Ваши принципы.»
Свои вопросы первому свидетелю защиты адвокат начинает следующим образом: «Это верно, что в Германии был голод? Верно, что страну раздирали разногласия? Существовала ли тогода компартия, это была третья по значимости партия? Как вы считаете, национал-социализм помог устранить хотя бы некоторые из этих явлений?»
На все эти вопросы свидетель обвинения отвечает: «Да.», на последние вопрос: «Да, но какой ценой?»
А как мы сегодня ответим на этим вопросы? «Национал-социализм помог устранить хотя бы некоторые из этих явлений?» И, главное, «какой ценой?». Эти вопросы нельзя отрывать друг от друга, обсуждая только это: «Национал-социализм помог устранить хотя бы некоторые из этих явлений?» мы делаем то, что нужно нацистам, так как из поля зрения выпадает ключевой вопрос: «но какой ценой?» Ответа на него нет в фильме.
Параллельно с судебным процессом, у судьи Хейвуда состоялся знаковый разговор с простой немецкой семьей, которая прислуживала ему в доме. В ответ на вопрос, как им жилось при Гитлере, они ответили: «Мы ничего не знали, никто из нас ничего не знали, немцы мало об этом знали. И даже если бы мы знали, что бы мы могли сделать?» Кроме того, эта семья, называя себя «маленькими людьми», говорит, что Гитлер сделал много хорошего, он построил дороги, многим дал работу и т.д.
Судья Хейвуд, предваряя свой вопрос говорит: «У себя на Родине я знаю много таких людей как вы – трудолюбивых, хороших и добрых».
В фильме так и повисает вопрос, а как бы поступили бы на их месте американские «трудолюбивые, хорошие и добрые маленькие люди»?
Ответ на этот вопрос был дан в реальной жизни – в 1963 году американский социальный психолог Стэнли Милгрэм описал в своей статье эксперимент, не оставивший камня на камне от концепции исключительной немецкой тяги к злу и насилию. Экспериментатор присваивал двум участникам роли: «учитель» и «ученик». А затем сообщал им, что исследуется влияние боли на память. «Учитель» должен был выдавать «ученику» несложные задачи на запоминание и при каждой ошибке наказывать «ученика», ударяя его током... При каждой новой ошибке «учитель» должен был увеличивать напряжение. На шкале имелись надписи: «Слабый удар», «Умеренный удар», «Сильный удар»... «Смертельно». Из 40 участников в возрасте от 20 до 50 лет до 450 вольт дошли 65 % (26 человек).
В течение нескольких лет Милгрэм повторил свой эксперимент во многих городах США, но, независимо от пола участников, времени и места проведения, результат был примерно одинаковым. Это вынудило исследователя вынести крайне неприятный для американцев вердикт: «Если бы в США были созданы такие же концлагеря, как те, что существовали в нацистской Германии, в любом американском городе средней величины нашлось бы достаточно людей для работы в них».
Впоследствии данный эксперимент был проведен во многих странах — с тем же результатом.
Подробнее об этом написано в газете «Суть времени», статье «Машина зла».
Судья познает Нюрнберг, окунается в его культурную среду, даже заводит некий роман с женой казненного по решению нюрнбергского трибунала нацистского генерала фрау Бертхольт, в особняке которого разместили американского судью.
Фрау Бертхольт берет на себя миссию: «Доказать, что не все немцы чудовища» и ей это вполне удается, в фильме вообще нет «чудовищ», даже симпатизирующие нацистам люди действуют из чувства патриотизма и других не худших чувств.
В этом вся трагедия фильма, как в развитой, демократической европейской стране с многовековой культурой, с таким милыми людьми, могло произойти все это? Но практически все герои фильма не хотят искать ответа на этот вопрос, более того, они погружаются в вопросы будущего Германии (немцы, оправдывающие таким образом свое примирение с нацизмом и не готовность его полноценно осознать и осудить) и противостояния с СССР (американцы, видящие в немцах важных союзников в противостоянии с СССР, с которыми США оказываются на грани войны).
Ответа в фильме нет, но есть яркий монолог американского обвинителя на суде полковника Теда Лоусона: «не было в Германии никаких нацистов, это папуасы вторглись в Германию, захватили власть, вот почему произошли такие зверства. Немцы ничего не знали, во всем виноваты эти проклятые папуасы.»
Адвокат нацистских судей мастерски расправляется со всеми свидетелями обвинения, причем по отношению к ним он выступает скорее не в роли задающего вопросы адвоката, а в роли нацистского обвинителя. В рамках фактически американского судебного процесса Ганс Рольф на фактах доказывает, что нацисты были правы в своих обвинениях и поступили в соответствии со своими законами.
Фактически адвокат великолепно исполняет роль нацистского обвинителя, причем делает это в рамках, еще раз, американского судебного процесса – это важно.
Кроме того, адвокат проводит аналогии с США, где крупный юрист еще до Гитлера предложил стерилизацию, обвиняет весь Запад в том, что он, как немецкий народ, «ничего не знал», наконец, приводит атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки.
В итоге, американское правосудие беспомощно перед ним точно также, как перед этим спасовали немецкие судьи (не все из которых были убежденными нацистами), т.е. право Модерна оказалось беспомощно перед нацистским Контрмодерном. Буквально сразу после разгрома во Второй мировой войне, нацизм легко и по своему органично прорастает сквозь западный уклад жизни.
Видя все это Эрнст Яннинг восклицает «Господин Рольф, неужели мы должны сделать это еще раз?!»
Переживания Эрнста Яннинга – важная часть фильма, от отрицания правомочности суда он доходит до признательных показаний. По ходу фильма Яннинг с негодованием и презрением говорит другому нацистскому судье «у меня нет ничего общего с вами», на что тот отвечает «у нас с вами много общего, вы служили режиму не меньше и еще... вы немец». Вопрос роли немецкого народа постоянно задается на протяжении всего фильма.
Эрнст Яннинг говорит очень важные слова про работу своего адвоката: «Чтобы победить, ему придется возродить призрак, вы все видели, как он старался возродить его... и опять все это делалось из любви к своей Родине. Но мы обязаны признать свою вину, вы обязаны это сделать, чтобы спасти от гибели весь немецкий народ.»
Это очень и очень важные слова – понять нацизм, по настоящему ужаснуться им, покаяться, «чтобы спасти от гибели весь немецкий народ».
Но что произошло в реальности, понял ли мир фашизм? Оказались ли ответы мира и, в частности, Германии на контрмодернистский (фашистский) вызов адекватны масштабу и опасности вызова?
По факту, Немецкий народ получил такую травму в результате всех этих событий (огромную роль здесь сыграла денацификация), что не понятно, остался ли в нем немецкий дух, являются ли сегодня немцы народом Гете и Шиллера или этот дух вытравлен из них напрочь (как и хотели того нацисты).
Когда обвиняемый нацистский судья Эмиль Хан кричит, что «нацисты защищали западную культуру», он очевидным образом не понимает, что делали нацисты, что именно они убивали западную (в том числе немецкую) культуру и в этом одна из важнейших черт национал-социализма, позволяющая раскрыть его сущность.
Судья Хейвуд говорит: «Я хочу все понять, мне нужно понять, я обязан понять!», но он не понимает. По сути в фильме всего 3 человека искренне противостоят нацизму, как предельному злу, это судья Хейвуд, обвинитель Тед Лоусон и обвиняемый Эрнст Яннинг. Все остальные предпочитают как можно скорее все забыть и погрузиться в текущие проблемы («лишь бы уцелеть!» - кричит американский генерал).
Но все трое не дают описания того, что же такое нацизм, они не могут его понять (оптика Модерна в принципе не позволяет понять нацизм и по настоящему победить его), но у них есть ощущение чудовищного зла, с которым необходимо воевать. Чувствуя это, они по сути выходят за рамку Модерна – решение суда выносится не по закону, а по справедливости.
Такое противодействие нацизму, это последняя судорога классического гуманизма, Модерна. В «Нюрнбергском Процессе» практически все очень легко закрывают глаза на сущность нацизма, делают вид, что его не было или что он не представляет собой, ничего особенного. Это было видение Стэнли Крамера, вышедшее на экран в 1961 году.
Сегодня мир смог познать нацизм? Выработать иммунитет к нему?
Или мы скатываемся к неонацистскому проекту, с давно отмененной «расовой теорией» (которая, возможно, изначально была ширмой «для лохов») и окончательным разделением людей на разные сорта («пчел» и «мух», или попросту на людей и нелюдей) не по национальному, а по иным признакам?
Community Info