Наверное Ким Ки Док устал искать оригинальные названия для своих фильмов, поэтому свое новое творение окрестил «Пьетой»: исходя из афиши и трейлера, желая стать в один ряд с самим Микеланджело Буанаротти. Жюри Венецианского кинофестиваля-2012 сделало вывод, что это обоснованная амбициозность, а не сумасшедшая дерзость и бахвальство, и благословило Кима, присвоив ему, между прочим, главный приз.
Итак, «пьета», или же «милосердие» — изображение сцены оплакивания Бороматерью распятого Христа, лежащего у нее на коленях. Микеланджело создал его в мраморе, Ван Гог и Тициан — масляными красками на холсте, а вот Ким Ки Доку не удалось это сделать на пленке. Корейский кинематографист попытался зафиксировать вариацию на тему трагического библейского сюжета на фотоаппарат, лишив зрителя наслаждения от широкого формата картинки и обрекая его на неоправданно дрожащее изображение.
Режиссер как будто отталкивается от идеи божественного искусства и приземляет иконографию до уровня корейских рабочих кварталов. Кимовского Христа зовут Кан До, ему, конечно же, тридцать, и он достаточно предсказуемо спускается с небес к земным нечистотам: ежедневно копается в грязи, зарабатывает на грехе. Насущный хлеб его — пытки должников ростовщика, вареная птица да сексуальный сомнамбулизм. Кан До одинаково невозмутимо расправляется с человеческими конечностями и куриными лапками. Его жизнь такая же отвратительная и скользкая, как и окровавленные потроха, что валяются у него в ванной — по доброй воле к нему никто не решается даже дотронуться. Никто, кроме одной красивой женщины, которая именует себя его матерью. Он должен простить ей величайший «долг» — то, что она бросила его после родов. Женщина вымаливает прощение, как у Бога, Кан До же требует искупления через суровую «епитимию». Багровые геометрические уста матери соглашаются на шокирующую евхаристию, и даже сжатые губы молят об одном — милосердии. Изумлённая аудитория, в свою очередь, должна поверить в то, что в жилах нелюди, наконец, потечет тепло сыновьей любви.
Христианское «…и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» Ким Ки Док считывает на удивление прямолинейно и твердолобо, некинематографично ретранслируя через насилие и многочисленные извращения. Его несвятое семейство совершает таинство «крещения» через омовение грязью, и только так, хотя бы временно, воссоединяется и избавляется от лукавого.
В «Пьете» Ким Ки Док максимально отдаляется от эстетических ценностей, с помощью которых когда-то искушал синефилов в «Весна, лето, осень, зима…. и снова весна». Неубедительно желая донести определенный гуманистический посыл, режиссер просто-напросто втискивает его в финальный монолог матери, и разрубает все сюжетные узлы простейшим, но крайне жестоким образом. «Пьета» безбожно китчевая: у «Христа» есть своя плащаница в виде вязаного свитера, он поглощает последнюю вечерю с собственным Иудой, зверское прошлое тянет его крестом в пропасть, а в конце несомненно должно произойти ритуальное жертвоприношение. Вот только в Библии это имеет смысл, а у Ким Ки Дока — апокалиптическую азиатскую желчь.
Community Info