drugoe_kino

Московский Международный кинофестиваль всегда выделялся сильнейшей документалистикой    -     в предыдущие годы многие документальные ленты вполне себе затмевали художественное кино  (чего стоят, например,  "Адвокат террора"   kolobok1973.livejournal.com/519902.html ,  "Дэниэл Эллсберг   -  самый опасный человек в Америке" kolobok1973.livejournal.com/1143078.html ,  "Согласные на всё изменяют мир" kolobok1973.livejournal.com/1141710.html  и др.)  С прошлого года благодаря усилиям Григория Либергала в программе ММКФ  документалка выделена в отдельную конкурсную номинацию, однако практика подсказывает, что жесткие жанровые рамки к современному кино в полной мере неприменимы и раздвигаются:  в конкурсе документалистов участвует всего-навсего семь картин, в то время как добрая половина фестивальных показов подпадает под определение документального кино     -    грань между игровым кино и документалистикой постепенно стирается, что в отношении средств художественной выразительности, что в отношении проблематики.  Многие игровые ленты производят впечатление документальных, даже если не содержат прямых документальных вкраплений, а некоторые документальные фильмы смотрятся абсолютной фантастикой,  и невольно начинаешь искать в титрах список ролей и актёров...  Таким образом, из отсмотренного мной в этом году массива кинолент добрую треть смело можно проводить по документальной номинации,  и это наиболее содержательное, наиболее проблемное, наиболее глубокое кино, обозначающее новый вектор в киноискусстве.  С другой стороны, вот чем, например, скандально-эпатажный Ульрих Зайдль со своей шокирующе откровенной зарисовкой "Рай. Любовь" не документалист, однако?:))



Израиль в этом году вообще не присылал на ММКФ игрового кино, зато прислал две крайне интересные документальные ленты, одна из которых    -   "Пять разбитых камер" палестинца Эмада Бурната и израильтянина Ги Давиди.



Эмад Бурнат, житель палестинской деревни Бильин на Западном берегу, стал кинорежиссером, сам того не желая    —   купил свою первую видеокамеру после рождения четвертого сына Джибриля.  Начало съемок Эмадом любительского хоум-видео совпало с началом строительства «забора безопасности»  в районе Модиин-Илит:  воздвижение по инициативе Арика-бульдозера, расплачивающегося сегодня за слезы палестинских детей и их матерей превращением в овощ, стены длиной 790 км было презентовано  израильтянами как ответ на интифаду "Аль-Акса", а на самом деле стало нарушением разделительной границы, существующей с 1967 года, и поводом для беззастенчивого внеправового отъема значительного участка земли у арабских поселений.    Сельскохозяйственные угодья, оливковые рощи, десятилетиями возделывавшиеся палестинскими семьями, оказались по разные стороны самовольно натыканных израильтянами разграничительных заграждений, разделенные армейскими блокпостами.  Постепенно Эмад Бурнат замечает, что съемки сына и его сверстников превращаются в создание документальной летописи борьбы жителей Бильина за свою землю. Малыши, с первых дней своей жизни слышащие слова "стена" и "гильза" едва ли не чаще, чем "мама" и "папа", подрастают в атмосфере мирных акций протеста своих родителей и их односельчан, а безмятежности детства слегка мешает дуло автомата, направленное в лицо каждого малыша.  Для Эмада хроника событий привязана не только к дням рождения маленького Джибриля, но и к цифровым видеокамерам, коих за семь лет борьбы пришлось сменить пять штук:  несколько камер были разбиты пулей, газовой и светошумовой гранатами, некоторые были разбиты руками гражданских при разгоне демонстраций.
Монтировать фильм Эмаду помогает израильский документалист Ги Давиди, что объясняется не только его личными симпатиями к борьбе палестинцев:  после нескольких лет протестов жителей Бильина к ним присоединились еврейские левые партии и организации, правозащитники, международная общественность, и конфликт перестал быть межэтническим противостоянием, борьбой слабого против сильного, а принял вполне себе правовой характер, стал символом сопротивления палестинского народа против агрессии и борьбы права с беззаконием.  Еврейское поселение Матисьягу, прирезавшее себе шматок арабских земель Бильина,  возникло вообще путем незаконного самозахвата израильтянами арабского участка земли, совершенного с помощью криминальной строительной компании. Компания растворилась в воздухе, а выселять самозаселившихся еврейских колонистов БАГАЦ  -  израильский Высший суд справедливости  -  отказался.
Документалист поневоле, Эмад Бурнат считает своим долгом бесстрастно, без эмоциональных комментариев фиксировать происходящее, создавать летопись событий без пафоса и надрыва.  Похороны убитых израильтянами друзей и соратников Эмада перемежаются кадрами сжигаемых захватчиками оливковых рощ.  Иногда бесстрастность оператора даже кажется нарочитой, с учетом того, что камера фиксирует аресты и избиения родителей и братьев Эмада, гибель его односельчан, ранения и боль его собственных и соседских детей, а также самого кинооператора   -    в один прекрасный момент раздается хлопок и камера гаснет: в Эмада Бурната попала светошумовая граната, контуженный, он глохнет на одно ухо, но технический перерыв в съемках будет недолгим...  Именно такая документалистика отражает реальную, а не пропагандистскую сторону конфликта.  Одна из камер, например, приказала долго жить не на митинге или демонстрации, не вблизи стены с колючей проволокой, а дома у оператора   -    ЦАХАЛовцы, вломившиеся ночью к Эмаду, в нарушение любого закона и здравого смысла запрещают вести съемку в его же собственном доме и разбивают камеру, однако эта камера не вносится Эмадом в реестр разбитых, ибо её удалось починить:). 

Эмад и его товарищи постоянно подчеркивают   -    то, что они делают, это не интифада, а мирный, ненасильственный протест, который, при должном упорстве приносит свои плоды:  после нескольких лет непрекращающейся борьбы, поддерживаемой всё более и более широкими слоями израильского общества,  забор по решению суда все-таки демонтировали и перенесли в сторону от деревни Бильин, —  пусть на несколько сотен метров, но это уже локальная победа, оплаченная многими жизнями. Несмотря на всю специфику палестино-израильской ситуации, фильм Бурната - Давиди, очевидцев и участников событий,  вполне укладывается в новую фестивальную традицию показа протестного движения, ненасильственного сегмента сопротивления злу, опыт которого всё более глобализируется и становится универсальным.



Другая израильская документальная  лента    -   "Дети Гитлера" Ханоха Зееви    -    представляет собой попытку проследить судьбу детей, внуков, племянников и прочих потомков высокопоставленных нацистов.  Кто они, как сложилась их судьба, каково им осознавать свое происхождение, как к ним относится общество?  На эти и другие вопросы создатели фильма пытаются ответить, интервьюируя тех из них, кто согласился пообщаться. Отсутствие закадрового авторского комментария должно создать у нас впечатление об отсутствии предвзятости и предоставляет возможность делать выводы самим. Тем не менее, невооруженным глазом читаются те самые "месседжи", ради которых это документальное исследование снималось и которые авторам важно до нас довести.

Прежде всего, абсолютно все "дети Гитлера", по мнению авторов, при всем разнообразии их судеб, мировоззрения и характеров,  безусловно травмированы нацистским прошлым своих предков и ощущают свою особость, непохожесть на окружающих (зачастую безо всяких на то оснований:)).  Все они, вопреки знаменитой максиме "сын за отца не отвечает", так или иначе расплачиваются за ошибки и преступления своих статусных родственников. Кто-то из них комплексует и мучается, кто-то, наоборот, гордится и бравирует, но так или иначе индифферентным в этой ситуации остаться крайне сложно.
Так, Беттина Геринг, внучатая племянница Германа Геринга, убегает от памяти о своем зловещем пращуре, эмигрируя в США, живет в глухой глубинке под Санта-Фе, изолированно от общества, а для того, чтобы не разносить "злое семя" по Земле, стерилизовалась вместе с родным братом   -   род Геринга, по её мнению, обязан прерваться...

Райнер Гесс (на фото, с серьгой в ухе), внук руководившего постройкой Освенцима Рудольфа Гесса, впервые смог посетить Освенцим лишь сегодня, со съёмочной группой Ханоха Зееви   -   много лет его не пускали из-за фамилии. "Чудно,  -    недоумевает он,   -   вот уж кого сюда надо было приводить в обязательном порядке, так это нас, в назидание, ан вот же..."  Гесс обнимается с туристами из Израиля и выглядит, пожалуй, наименее "ушибленным" из всех потомков. Он ничем не гордится и ничего не стыдится, он обычный человек, как все.

Катрин Гиммлер, внучатая племянница Гиммлера, живет в Израиле, замужем за внуком жертвы Холокоста. Забавно, кстати, почему  режиссёр Зееви снимает именно её   -   в общем-то, седьмую воду на киселе   -    при вполне живой и энергичной дочери Гиммлера Гудрун   -    бабка фанатичная нацистка и последовательница своего отца, любому перегрызёт за него глотку.  Не пострадает ли общая объективность картины от такой вот избирательности?:)...  Зачем камуфлировать то, что отнюдь не каждому свойственен синдром вины и покаяния за чужие преступления?..  Ведь демонстрация фанатички Гудрун (которая сама активно лезет под камеры и издает воспоминания), на мой взгляд, может быть куда более поучительна в плане "niemals mehr"....

Николас Франк, сын нацистского палача Польши Ханса Франка, посвятил свою жизнь разоблачению своего отца и его преступлений.  Он колесит по стране за рулём разбитой машины и выступает в школах и университетах. Детям и студентам он рассказывает о том, как его отцу домой позвонил Гитлер, застав того голым в душе, и объявил о назначении польским генерал-губернатором, и как у того случилась эрекция при звуке гитлеровского голоса...  Все братья и сестры Николаса давно умерли, поехавши крышей кто на нацизме, кто на антинацизме, да и сам Николас, увы, не производит впечатления здорового человека. Его самоистязание так же страшновато, как и бравирование своим происхождением Гудрун Гиммлер,  это лишь  другая крайность одного и того же явления...

Лично мне фильм Зееви показался нарочитым и не вполне объективным. Помимо зацикленных на прошлом предков есть сотни тех, кто просто живёт, особо не рефлексируя, не слыша в свой адрес ни хвалы, ни хулы. Ведь историческая память совершенно не обязана быть тождественна отравленному самосознанию. 

Моника Гёт,  дочь коменданта Плашува Амона Гёта, спрашивала у своей матери:  "Сколько евреев убил лично папа?"  
"Немного",    -   отвечали ей.  "А немного    -   это сколько?... Одного, двух, или больше?..." 
Вот такой уж дети любопытный народ. Всё-то им интересно.