Она рассчитывала, а он надеялся. Он верил в любовь, а она строила отношения. Он не знал, как должно быть, а она говорила – так надо. Рассказывала подругам в шутку, а он расстроился, когда обнаружил обман. В мгновение ясно - убил. И узнают. Не спрятаться. Время уходит, след уж найден и погоня в пути.
Тут, пожалуй, можно заговорить о совершенстве, объединяющем душераздирающий симфонический океан, гнетущую безысходность пейзажного полотна, выдержанные паузы взглядов и напряженный слог, отраженный в лицах молодых людей и поживших старых, детей и отцов, брошенных и лишённых жизни принудительно, так что, в конечном счёте, кажется, все одно.
Извлекая, что было до, и добавляя к тому, что случилось после, сценаристы высвечивают тайны и вскрывают секреты, находя оправдание одному и обвиняя другого, подмешивая к трагедии главных героев драматические страдания их близких – бабушки убийцы и отца жертвы, переживающих внутренние сомнения и преследующих виновного, при том, что бабушка винит за внука себя, а старик – совсем другого. Откуда-то из небытия возникает сумбурная мать изверга, добавляя ещё больше неясности в то кого и как называть.
Словом, пока со второй попытки, мальчик ловит свой счастливый момент, а остальные пишут историю его движений, рождается непреодолимое сочувствие к убийце, от которого, наверное, присяжные непременно оправдали б такого, не будь вместо них японский судья. Потому, зная это, режиссёр выносит это дело на суд зрителей, предварительно расставляя гуманные запятые человечности в обвинительной речи пожилого отца, в клочья разрывая романтику эффектным взрывом первой и последней любви. Актёрам остаётся просто исполнить, потому, как сюжет не даст проиграть.
Community Info