Китайчонок Рикки мангустом носится по городу, разнося людям заказанную еду, а белокожий Паскаль обчищает карманы зевак, засмотревшихся на представление его напарника, который, жонглируя шарами, отвлекал внимание уличной толпы, где как-то раз оказался и Рикки, став жертвой юркого карманного вора.
Партнёры на улице, приятели на пару делили общий кров и постель, но половая жизнь у парней была похожа на дорогу с односторонним движением, где настырный товарищ брал своё, оставляя соседа ни с чем, сращивая сожительство и привязанность в эгоистическую эксплуатацию тела и чувств.
Расстроенная жертва и разведённый обидой вор сошлись под шумок дешёвого ресторана: не выдержав упрекающий взгляд, жалкий пройдоха, стыдясь, бросается искупать вину остатками краденого бумажника, принимая предложение помощи вместо презрения, которого ожидал.
Опять, значит, моментальная любовь. Режиссёр не ищет иных оправданий, подчёркнуто противопоставляя прежде грубым отношениям партнёров нежность внезапной дружбы ещё недавно чужеродных людей: взгляд Рикки шёлком скользит по шее Паскаля, гипнотически подчиняя его воле трудолюбивого хозяина, склоняющего знакомого к полезному труду, придавая их связи свойства семейной близости, в противоположность тёткиной застенной продажной любви.
В туманно-медитативном облаке растянутых сцен, связывается боль чужого одиночества с внезапным обрывом общности, превращающей недавнюю идиллию в провал кромешной тоски, в объятьях которой одинокий странник устремляется с Востока на Запад, переживая иллюзорное возвращение безвозвратного, находя его в двоящихся памятью глазах другого, кто уловил гнетущий трагичный мотив.
Мотив беспробудного одиночества, возникающий от встречи вечно грустного Пьеро — Рикки с пожилой актрисой, болезнью запертой в беззвучном пространстве холодных стен и явлением друга, приходящего к чужой матери, разыскивая её отсутствовавшего сынка — окутанное туманом безмолвия, кино замерзает в кадрах зыбкой акварелью разбитого счастья, сложенного, вот как бывает, из одинаковых половин.
Community Info