drugoe_kino

Вот зачем? Зачемзачемзачем? Русские взялись экранизировать эту святую книгу? А я взялась смотреть-досмотреть и поплеваться потосковать? Но обо всем по порядку.
Фильм «Вино из одуванчиков» по одноименной повести Рэя Брэдбери был снят Игорем Апасяном (только не говорите: ну мол, не русскими – тут все намного глобальней) не так, чтобы и давно – в 1997 году (то есть каких-то 14 лет назад). Но веет от него не меньше: платьем, пролежавшим в шкафу с 1970-го. Вот достаешь его, расправляешь – и такая тоска от него дремучая, потому что мама была в нем еще маленькой, а ведь твое детство и юность даже – уже за семью печатями. И оттого, что оно, это платье, настолько искренне неуместно сегодня, бедно, без возможности реанимации, что вот хочется немедленно впасть в отчаяние. Так же и в фильме: краски печально блеклы – и кромешное состояние тревоги из кадра в кадр, что детство невольно представляется хлипким адом (из которого, благо, ты перебрался в более прочный ад).

Этого всего нет в книге Брэдбери. В этой книге есть безудержное счастье быть живым, маленьким, чувствующим и разумным. Бесконечное упивание любовью к лету и апельсиновому солнцу. Это гимн ЖИЗНИ в первую очередь, несколько приправленный терпкостью этаких пряностей: расставание с другом, осознание, что люди смертны, что лето заканчивается рано или поздно как что-то самое любимое. Но это только приправа – без которой блюдо Жизни по Брэдбери не получилось бы отменным, вкусным в самом истинном значении слова. А что же делают русские – весь гимн Жизни они заглушили скулящей хандрой в квадрате. Пересолили. Переперчили. Испортили нахрен.
Вот Линда Линн написала в «Рай по чужому паспорту»: «Я долго пытался себе объяснить, чем вы, русские, отличаетесь от нас, западных людей. Вы явно отличаетесь, причем это отличие какое-то принципиальное… Мне пришлось много думать, чтобы выразить это словами. А потом я понял вот что. Мы на Западе живем так, будто будем жить вечно. А вы живете так, будто можете умереть в любой момент». И вот поэтому.
И, конечно, чертовски по-русски было показать последним эпизодом Дугласа Сполдинга в шапке и шубе на фоне снега с очумевшим от осознания трагичности бытия лицом.
Хотя подбор актеров внушает уважение. Чего стоит первоклассный полковник Фрилей в исполнении Иннокентия Смоктуновского. Эта блистательная роль – последняя в жизни актера, он не дожил до конца картины и озвучивал его Безруков (тоже неплохо). И печать ухода чувствуется остро, пропарывает его гений как параллоновую цацку и остается только каменеть, глядя как он с больными ногами и рукой-тряпкой ползет к телефону через пропасть.
Лия Ахеджакова, между тем, сделала из эпизодической роли настоящую, в театральном смысле, трагедию. Она там жена Лео Ауфмана. То есть, если в книге жена сумасшедшего изобретателя, иронически печальная этим, то в кино она – воплощение Трагедии Бабы и Бытия в целом. Роль – ах, но слишком по-русски все же для этой экранизации.
Неплох, добр и улыбчив, как и надо, дедушка Зельдин, чудесен Том Сполдинг в исполнении Сергея Кузнецова. Бабушка, имхо, слишком растеряна и медлительна, прабабушку так и вовсе с первых кадров совместили с Элен Бентли. То ли создатели не дочитали книги, то ли что? Очевидно, содеяли задуманное из экономии, но это и отворачивает сразу и вопит суетным Станиславским внутри.
Чарли неплох – но в конце зачем-то додумана сцена: Чарли не просто уходит, когда Дуг замер в игре – Дуг его догоняет, колотит так, что тот чуть вырывается и кощунственно, больно сжимает в ладони очки друга. Те трескаются – и пальцы в крови. Опять русская душа наружу – и что ты будешь делать.
Вообще, неясных нелогических сюжетных недоработак много: например, похищение мадам Таро не Дуга и Тома, а скопом ребятишек – разницы нет, только излишняя суета. Или совершенно непонятно: тут Дуглас болен, лежит дома присмерти и к нему не пускают Джонаса – и следующий кадр: Джонас подходит к Дугу, который почему-то лежит на кровати под яблоней. То есть, кто читал – понимает, как все произошло, но остальные?
Джонас , кстати, из аристократа и философа, который ради того, чтоб нести людям радость, отказался от всего – в кино превратился в бредящего пьянчугу. То есть именно так он воспринимается у кровати Дуга (хоть и говорит те же прописные истины) – и ничего поделать нельзя.
Есть достаточное количество кадров, красотой и поэтичностью которых упиваешься. Но во что, как говорится, не обряди… Ну никуда невозможно спрятать эту русскую святую ТОСКУ. Даже под белоснежный пуловер. Даже в роскошные витражи из одуванчиков в полный рост. Даже в двенадцатилетнего мальчика, у которого, шутка ли, вся жизнь впереди.