drugoe_kino

Речь пойдет о фильме  «Волчок» (реж. В. Сигарев)

В принципе, фильм  больше  похож  на  моралитэ, где  при  помощи  страшных  визуальных   образов  отучают  о т плохого  материнства, также  как  курильщиков  отучают  от  курения  страшными  картинками  прокопченных  легких;  сексуальность  молодости,  еще  совсем  недавно,  усмиряли  при  помощи  демонстрации  язвенных  последствий  венерических  болезней,  а грешников  пугали  раскаленными  сковородками  ада.

Только  не  надо говорить про реалистическое кино.  Реализма в кино не бывает.  В кино все искусственно.  Тем более реалистическое изображение.  Реалистическая стилистика может быть далека от жизни больше,  чем  самый неуёмный разудалый абстрактный   авангардизм.

А в фильме «Волчок» все «реалистические образы»  в  конце концов  сводятся  к  символическому обличению  Плохой матери  и апологии   материнства  как  особого  вида  сакральной  деятельности. 

Последние кадры, в  которых  ребенок бегает  за  своей Плохой матерью – не более чем благолепная глупость.

А гибель «Маленького ангелочка» сводит всё к банальной буффонаде в стиле наивных мещанских театральных постановок в защиту нравственности.
Понятно, что,  после  определенного  количества  слезоточивости,  должен  родится  праведный  гнев  против  Плохой матери,  с последующим  нахождением  оной  в  реальности,  изобличением  и  наказанием.
Понятно, что  под  категорию  Плохой матери  может  попасть  любая мать,  в  которой  чей-нибудь  паранойяльно-злобный  взгляд  вдруг  узреет  несоответствующее  исполнение  родительских  обязанностей.
Или просто  пристрастно-недоброжелательный  взгляд,  которому  нужно  нанести  урон  какой-либо  женщине.

Таким образом,  само наличие категории «Плохая мать» уже  дает  возможность  заставить женщину  ощущать вину,  бояться чьего-либо  пристального  репрессивного  взгляда.


Имеет  ли  женщина  право  НЕ любить  своего ребенка?
Нет, не имеет.
Если женщина хочет быть нормализованным членом общества, то  она  должна  прилежно  исполнять роль   «любящей матери».

На примере материнства хорошо видно, как  «социальный заказ»  (обЧеству нужны дети) превращается в лично значимые  эмоционально  острые  переживания  (а достаточно ли я люблю своего ребенка?).

Право не любить своего ребенка имеет только   «павшая»   асоциальная женщина.
 И эта Женщина  изначально должна подвергнуться общественному остракизму.
Плохая мать  =  Падшая женщина.

Более того, это  путь  в  никуда,  это  путь  в  социальный  низ.
Не  любить  своего  ребенка  –  это право  низших  слоев  общества,  социального  дна,  не  привязанных  к  морали  среднего класса.
В  фильме как бы, между прочим,  «плохая мать»  оказывается  пристегнутой  к  социальной  иерархии. 
Плохая мать = Падшая женщина = Низший класс.

И конечно, тут  должно  проявиться  самовлюбленное  упоение  всех  благопристойных  обывателей,  гордых  наличием  у  них моральных  устоев,   достатка,  автомобиля,  дочки  в вузе, сбережений в банке  и  многого другого.
Так и  видишь  Сергея Юрьевича Белякова  из славного города Таганрога,  отпускающего  свои  незамысловатые ёрнические замечания  по  поводу  этой  мамаши-бляди. 

Ибо мать, которая отказалась от выполнения своего материнского долга ради удовольствий достойна только презрения и насмешек.

Но  если  мы  всмотримся  в  детали  фильма  (а только деталями фильм и хорош),  то  неожиданно  окажется,  что  оппозиция  «удовольствие  -  долг»  у главной героини как-то  не  совсем  совпадает  с  общепринятыми  нормами  и  представлениями.

То есть,  становится  заметно,  что  эта  Падшая женщина  достаточно  равнодушна  к  сексу.
Ибо секс для Падшей женщины – не  более  как  занудная  привязка  к  условиям  свободы.
Что-то   типа  стояния  в  очереди  за  ярким,  интересным  товаром,  безрадостная  процедура  исключения  из серых  будней, пропуск  в  мир  живых  красок.
То есть, из  удовольствий как-то ненароком исключается секс.
И   сексуальный опыт,  и  способность  к  беспорядочным половым  связям  не  являются  для  неё поводом  для  социальной гордости.
Женщина  не  любящая  секса  –  это уже само по  себе щелчок  по носу  здорового  мушского общества. 

И этот  мир живых красок  как-то  не  совпадает  с  представлениями  навязываемыми  обществом  (секс – удовольствие и радость; материнство – это счастье, благословление и т.д.).

То есть,  получается, женщина  растрачивает  себя  просто так.  Тратит  свое  здоровье,  свои  силы  ради  неведомо  чего,  ради непонятных  неизвестных  новых  миров.
Бесцельная,  бессмысленная  трата.
Какая-то  непозволительная  роскошь  траты,  роскошь  самоуничтожения  (ой, Батай заговорил, лучше остановиться, а то не поймут).
Ибо  поиск  живого  и  яркого  должен  быть  тесно  привязан  к  социальным  инвестициям.
К  инвестициям  в  мир духовной  деятельности,  в  мир  рафинированных  переживаний,  тонких  интеллектуальных  игр  и  прочего подобного.
А  здесь  этого  нет.
Какой  же  это  поиск  живого  и  яркого?
Нет,  не смешите,  не путайте.
Что  такое  живое  и  яркое  уже  давно  и  прочно  определенно.  И  никаких  отклонений  не  предусмотрено.  Никаких  иных  поисков и  путей  не  предполагается.

Ну  ладно  обменять  чистоту материнства и материнский инстинкт  на  признанные  в  обществе  образцы  духовной  деятельности или  высокий статус  (причем, духовная деятельность и высокий статус, как-то, всегда совпадают).

А здесь что?
Падшая,  малообразованная,  вульгарная  женщина.
Нет, не смиримся,  не поймем,  не примем.
Таким  женщинам  искать  яркого  и  живого  НЕ  положено.  И точка.

Единственная  дорога  для  подобных  женщин  –  пестовать  свой  материнский  инстинкт.
То есть, единственный  путь  к  статусу  в  обществе  –  инвестиции  в  детей.

Только  не  надо  говорить,  что  материнский  инстинкт  обусловлен  природой.
Материнский  инстинкт  –  это с оциальный  конструкт.
Материнство  как  тяжелый  труд  –  это  затраты  физические,  эмоциональные,  интеллектуальные;  это  затраты  времени.
Когда еще экономическая мысль не совсем разделяла экономические инвестиции и жертвование,  Альфред Маршалл  вполне  откровенно  сравнивал  жертвы  родителей  с  рационально  организованными  предпринимательскими  инвестициями.
Но не будем останавливаться на этом.

Инвестиции  в  материнство  -  это форма  социального  обмена,  когда женщине  в  обмен  на  затраты  предлагаются  различные  виды  символического  вознаграждения:  почет,  уважение,  право  голоса  в  мужском  обществе  и прочее подобное.

И  не  стоит  думать,  что  символическое  вознаграждение  хуже  экономического.  Ни в коем случае.  Престиж,  уважение, почет и прочее  иногда  гораздо  труднее  заработать,  чем  богатство.  А  без  уважения  и  почета  богатство  может  ничего  не  стоить.

Когда речь  заходит  о  высоком  статусе, то, иногда,  на  обмен  соглашаются  достаточно  быстро,  без  каких-либо  риторических завываний  о  материнском  инстинкте.

Особенно  это  заметно  в  ситуации  «священной войны».
«Будет ли отсутствие добровольца в имеющей несколько сыновей семье рассматриваться как постыдная непатриотичность? Но  можно  ли  позволить  единственному  сыну  уйти  на  войну?  Важное  обстоятельство  для  рассматриваемого  здесь патриархального уклада:  чем  больше  сыновей,  тем  выше  у  женщины  положение  в  обществе.  Самоотверженная  мать  героя  патриотической  войны  достигает  наивысшего  возможного  положения  в  обществе и, таким образом, вносит значительный в укрепление статуса как семьи, так и рода в целом».  (Дерлугьян «Адепт Бурдье на Кавказе»)

Замечу лишь, что  это  только  одна  из  стратегий  среди  многих  прочих  инвестиций  в  материнство.
Современное  общество  предлагает гораздо  больше вариантов,  подчас  весьма  рафинированных.  Но   это  отдельная  тема.
Но  это  всегда  будут  только  инвестиции,  которые  государство, заботясь о «социальном заказе»,  может всячески стимулировать.

И может ли отказ от инвестиций служить поводом для остракизма, презрения, осуждения, насмешек и прочего подобного?
Давайте не будем забывать, что только через отказ от наторенных путей инвестирования в социальные блага и развивалось общество.
И попробуем взглянуть на Плохую мать и Падшую женщину в фильме «Волчок» немного по-другому.