Человек, например, идет к тигру, чтобы накормить, но животное предпочитает хозяина. Нескольким ранее человеку запрещали держать тигра, так как это, естественно, опасно, но он через суд добился отмены запрета, перед преградами не спасовав. Другой убивает босса своей жены, в чем обвинят ее, а его самого осудят за убийство коммивояжера, которого нескольким ранее утопил в озере покойный босс. Со смеху упасть. Третий человек вечно тащит в гору огромный камень; нет и не будет конца его муке и даже боги забыли, за что ему такое.
Что роднит данные сюжеты? Или переформулируем вопрос: является ли абсурд явлением тотальным?
Принято считать, что «Человек, которого не было» пущен в прокат в черно-белом исполнении намеренно, чтобы спародировать фильмы-нуар. Вполне, скажем, такое возможно. Тем не менее, не умаляя склонности братьев Коэн к подтруниванию, не следует все же огульно опетросянивать их творчество, тем более, что фильм не столько черно-белый, сколько цветной, из которого вымыт цвет, как будто пленка окачена воды ушатом. В принципе, черно-белое кино представляет собой такое отзеркаливание действительности, при котором явь подается в гораздо меньшем объеме, чем подразумевается, то есть в силу одной лишь изобразительной прижимистости черно-белый кадр содержит значительно меньше, чем значит. Такое же было, когда свет увидела повесть Альбера Камю «Посторонний»: критики обратили внимание на язык, которым писана повесть: скудность и бездушие, упрощенность и обрывистость выражений; стиль нарекли «нулевым градусом письма». У Камю такой подход к тексту концептуален, ибо этим приемом учреждалось пандемия безразличия — героя к миру, мира к нему, его к самому себе. Трудно сказать, вкладывались ли такие параллели Коэнами, но у произведений присутствует сквожение, общие места, и «нулевой градус» — первое. Отстраненность, апатичность и нарочитая «черно-белость» фильма — такова же, как и бездушный текст Камю. Сходство названий и героев; безразличный, молчаливый Эд Крейн — столь же нездешний в провинциальной Америке, как Мерсо во французской колонии. Приметим: фамилия главного героя означает по-английски «кран», то есть то, что поднимает тяжести.
Обоих судят за убийство, но оба убили не из ненависти или расчета, а только чтобы освободиться от необходимости сделать это. В обоих процессах подменяется предмет рассмотрения: Крейна судят за чужое убийство, Мерсо — за то, что не плакал на похоронах матери. И в том, и в другом случае искажается личность преступника. Прокурор представляет Мерсо как чудовище — губительного для общества злодея с бездонной пропастью в сердце, подобным же образом, но наоборот, адвокат представляет Крейна как простого современного человека, такого же, как все, кем он, в сущности, совершенно не является. Обоим подсудимым не позволяют молвить, процесс над ними ведется как бы без их участия. Обоих из жизни выдавливают.
Это — внешние атрибуты фильма и особенности стиля. Пружина — потуги стареющего, угодившего в кармическую петлю Крейна вырваться из порочного круга. Он предпринимает целых две таких попытки: первую — традиционную, наивно полагающую, будто билеты в новую жизнь — непременно казначейские, и это усилие приведет его на трон — даром, что электрический. Саркастическая усмешка роков-гороскопов: Крейн всю жизнь стрижет других, а в конце — стригут его. Вторая попытка — дочь знакомого, красоты и чистого смысла последний бастион — потерпела фиаско не меньшего калибра: милашка выявилась заурядностью и банальной самкой. И этот прожект пал. Чистоты не существует, к ней можно только некоторое время брести по барханам. Человек, которого не было, в данном случае — имя не индивида, а рода. Линия Эда Крейна в фильме — еще не единственное нелепиц дефиле, есть и другие, не столь, правда, выраженные.
Если вдуматься, львиная доля человеческого юмора крутится вокрут тем секса и смерти, при том что секс — сам по себе штандарт увядания, знаменующий передачу эстафеты. Возможно, это неслучайно. Возможно, таков защитный механизм, подаренный природой, этой нашей способностью компенсирующей человеку одно очень неприятное знание. Коэны при всей игривости и визионерстве — пессимисты, что, кстати, подтвердила и их последняя работа. Но заместо унылого нытья они предпочитают излагать свои мысли с юмором. И правильно делают.
В общем, это кино лежит возле слова «шедевр», настаивается.
Community Info