drugoe_kino

Некоторые мысли по поводу фильма Михаэля Ханеке «Пианистка» (2001г.) не дают покоя.

Предварительное замечание:

Жиль Делёз отмечал, что садизм и мазохизм не могут быть взаимодополняемы по отношению друг к другу (что противоречит общепринятому мнению, когда садизм и мазохизм рассматриваются как две части одного целого). Садист получает удовольствие от реальной боли, от реальных страданий и унижений своей жертвы. Мазохисту требуются определенные правила игры, определенный договор между ним и его повелителем, палачом. Мазохист должен знать, что боль и страдания, которые нужны ему для получения удовольствия, не превысят определенный уровень, не станут приносить реальную боль. «Палач» же должен контролировать себя, чтобы своими действиями не превысить определенный болевой порог мазохиста. Палач в мазохизме – уже не реальный садист, а как бы псевдо-садист, фантазм садиста, его пародийная копия. «Мазохизм есть искусство фантазма». Мазохист вряд ли выдержал бы встречу с подлинным садистским палачом.

Теперь перейдем непосредственно к фильму.
В Пианистку влюбляется Мужчина. Мужчина, конечно, близок к идеалу, всем мужчинам мужчина, самый мужчинистый мужчина: музыкант + хоккеист (утонченный эстет + «в хоккей играют настоящие мужчины»).

Далее сведем их взаимоотношения к простейшей схеме.

Субъект А (Пианитска) отвергает общепринятые правила игры в любовь и секс, и предлагает свои правила игры.
Субъект Б (Мужчина) отвергает предложенные правила игры.
Субъект Б совершает насилие над Субъектом А и, тем самым, демонстрируя незыблемость принятых правил игры и невозможность играть по другим правилам (ибо, «нельзя заводить мужчину, а потом его мордой об стол» - обосновывает Мужчина свое право на насилие).

Отвергая извращенные устремления Пианистки, Мужчина указывает, что власть и норма – одно и то же, и он вправе требовать соблюдения нормы, требовать соблюдения нормальных отношений, даже если для этого придется применить насилие.

То есть Субъект Б реализует свою власть, свое право на определение: что такое любовь, что такое нормальность и извращение в любви и т.п.

Субъект Б, даже не носитель власти, он – сама власть, которая сливается с нормой.

Власть Субъекта Б настолько естественна, что не должна вызывать сомнений. Это власть, с которой невозможно не считаться, так как ею пропитана вся повседневность. Власть, которая живет в нашем языке. Власть, которая неустранима. Почему?

Хотя бы потому, что шлюха это оскорбление, а дон-жуан это восхищение; потому что женщина скрывает сколько мужчин у неё было в постели, а мужчина выставляет напоказ; потому что каждый новый мужчина для женщины – понижение социального имиджа, и новый балл в символическую копилку мужчины. Потому что окончание ухаживаний эротической сценой по традиции принято описывать как «победа мужчины» и «смирение женщины».

Потому что в любых сферах жизни любую победу можно описать при помощи сексуальных метафор (поимел, вые…л и т.д.), так же как и взаимоотношения начальника и подчиненного. То есть сама сексуальная лексика и её применение отсылает к функционированию власти, применению власти в какой бы то ни было ипостаси. Но если сексуальная лексика проецируется на отношения власти, то отношения власти проецируются на сексуальную сферу, присутствуют в любовно-сексуальной сфере.

Именно этой власти хочет избежать Пианистка. В этом ей помогает другая власть – власть Мамы, которая апеллирует к Долгу. Но для садистки власть Мамы и власть Мужчины одинаково асексуальны, не приносят удовольствия.

От этой власти невозможно уйти, от неё нельзя убежать в другой мир, другое общество.

Можно уйти лишь в фантазмы, которые копируют эту власть, но не являются реальной властью, являются частью игры, то есть это мазохистские фантазмы.

Пианистке не выносима власть Другого над собой, она пугается этой власти. Для неё влюбиться – значит подчиниться власти.

«Не влюбляйтесь во власть» отметил Фуко, описывая принципы политического поведения.

ОНА и не влюбляется. Она боится. Боится подчинения власти. Боится ощутить власть над собой. Боится изменить, переоформить свой мир в соответствии с требованиями власти.
Потому что получается, что полюбить и подчинится чужой власти – одно и то же.
Но тем самым она оказывается отчужденной от любовно-сексуальной сферы.

Она знает, что отказ от любви – это ненормально («у каждой женщины должна быть змея»).

Она не любит себя за отказ от любви.

Она ненавидит себя за отказ от любви.

Она жаждет наказания для себя за отказ от любви.

Она жаждет удовольствия от наказания за отказ от любви (ибо она хочет приручить эту ненависть, так как жить с ненавистью к себе невозможно).

Так появляется мазохисткий фантазм, в котором власть Другого, принимая гипертрофированно-материальные формы, исчезает, становится карикатурной, псевдо-властью.
Реальная власть трансформируется в фантазмы мазохистких игр.
Беспомощность перед всепроникающей реальной властью превращается в беспомощность мазохиста в садомазохистском театре.

Насилие приемлемо только в рамках мазохистских игр как карикатура на насилие, как симулякр насилия.
Реальное насилие как проявление реальной власти – это боль, страдание, унижение реальные, а отнюдь не игрушечные, не приносящие удовольствия.

Мазохистские фантазмы одно, а реальное насилие – другое.

То есть, насилие по определенным правилам в соответствии с четко определенным и зафиксированным договором – это нормально.
Реальное насилие неприемлемо.

Когда она пытается реализовать свои фантазмы, то власть, в лице Мужчины, отказывается принимать новые правила игры от Субъекта который эти правила формулировать не правомочен. Для Субъекта Б неприемлемы альтернативные определения любви, кроме общепринятых, кроме тех, которые предоставляю ему явную власть.

А когда Пианистка пытается настаивать, то подвергается насилию. Ибо не хрен лезть со своими правилами в чужой огород. Но своего огорода для Пианистки не существует.
И значит опять надо уходить в гетто мазохистских фантазмов.

Не влюбляйтесь во власть. А как в неё не влюбляться? Она же власть.

Совершенно не затронули тему искусства, дабы не усложнять структуру и логику поста.