Балабановский "Морфiй", снятый по сценарию Бодрова-мл. оказался крепкой и забористой штукой. Экранизация медицинских рассказов Булгакова - неожиданно цельный, последовательный фильм. В некотором роде это бунюэлевский скальпель по глазу, пощечина общественному вкусу, оживший медицинский атлас: а вот так морфинисты блюют во время секса; а вот так они превращаются в воров; а вот так, а вот так, а вот так. Прозрачный сюжет, железная логика развития событий, внимание к деталям, скрупулезно почищенный кадр без случайных предметов ("неслучайные" собирались по революционным музеям), сохранность булгаковского первозамысла, дух достоверности, - даже прибалтийский акцент Дапкунайте работает на благо - она тут "немка" ("ш" вместо "ж", "чъ" вместо "чь"). Идиотизм сельской жизни, отчаянье неопытного врача-одиночки, бесчинства осатаневшей солдатни, чужая смерть как норма, душевная пустота, беспомощность и собственное медленное угасание - все это показано без прикрас, в приглушенной цветовой гамме, под уютный треск вертящегося на пластах заунывного Вертинского. И снег, который весь якобы искусственный, таковым не выглядит: слишком уж большие пространства им покрыты, и пусть он лежит не очень толстым слоем, но смотрится приятно - наши внуки, надо думать, уже и такого не увидят.
Этого кадра в фильме нетЧто смутило:
- то, что доктор начинает колоться морфием после первого же пациента;
- нарочитый архаизм разговорной речи в первые минут 15 довольно заметен (потом он то ли исчез, то ли притупился и перестал царапать ухо);
- голые груди и ягодицы немолодой Дапкунайте;
- минет пациентки доктору (вряд ли Булгаков мог помыслить о чем-то таком);
- натуралистично снятая ампутация ноги, роды, трахеотомия, обгорелый Гармаш.
Ни стиляги Валерки из "Груза 200", ни мента-импотента в этом фильме не узнать. Первый нацепил очки, второй отрастил усы и кричит "Заткнись, сука!"
Морали нет, но она сама проистекает из пузырька с морфием, который ближе к концу становится настоящим макгаффином этой картины: наркомания - страшная вещь.
Community Info