КРАСОТА И ТРАГИЗМ БУДНЕЙ
Картина Бакура Бакурадзе “Шультес” является примером действительно европейского фильма, который резко выделяется в потоке российского кинематографа.
Сначала несколько слов о самом потоке. Не секрет, что сегодня подавляющее большинство российской, и, шире, постсоветской кинопродукции — это старательное, но все же довольно неуклюжее наследование голливудских образцов — не важно, что сами фильмы при этом могут представлять собой покадровое проявление ненависти ко всему западному вообще и американскому в частности. Сюжеты — или банальщина о Золушках обеих полов, которые выбиваются из грязи в князи, или о насквозь мифологических героях таких же мифологизированных войн. Одним словом, если это и фабрика грез, то не очень качественных и полностью вторичных.
Фильм Бакура Бакурадзе (учился на курсе Марлена Хуциева) от всех тех домашних радостей отличается разительно, как образец действительно европейского кино в том репертуарном окружении, которое европейским называться отнюдь не может.
“Шультес” — это история молодого парня, Алексея Шультеса (Гела Читава), который, попав несколько лет тому назад в аварию, утратив в ней любимую девушку и имея с тех пор хроническое нарушение памяти, переквалифицировался в карманника. Он живет со старой больной матерью, иногда посещает младшего брата, который проходит службу в военной части неподалеку от Москвы, деньги же добывает кражами — сначала кошельков, а после, вместе с соучастниками, серьезных дорогих машин.
Алексей — это человек без прошлого, его время остановилось — а остановка времени означает в том числе и остановку чувств. Именно потому это кино кажется на первый взгляд таким монотонным и неэмоциональным. Бакурадзе снимает в отстраненно-документальном стиле, выступает как достойный, мыслящий наследник (это важно — не как эпигон) французского мастера Робера Брессона. Это некая фиксация ежедневного существования, в котором есть только настоящее — ни будущего, ни прошлого, нет никакого развития. И при всем этом, в такой минималистской сдержанной форме режиссеру удается выстроить неуловимый вначале, но очень увлекающий ритм. Более того — чем дальше, тем больше начинаешь сочувствовать герою, который вот так потерялся в собственном одиночестве, который не знает (так как не помнит), зачем живет, — первая фраза фильма так и звучит: “Не помню”. Но по-настоящему сознаешь глубину несчастья Алексея, когда ход сюжета резко перебивает вставной видеофрагмент — послание девушки, которую Алексей обворовал, к закадровому любимому. Этот фильм в фильме и снят, и сыгран просто с блеском — девушка смешно, искренне и трогательно поет, не просто признается в любви, но и рассказывает о жизни, которая у них будет. Это можно воспринять как послание Алексею из иного мира, где существуют любовь, домашний уют и другое. Но в действительности это как раз напоминание о времени, вне которого существует Алексей, это мини-поэма во славу текучести бытия, в котором прошлое, настоящее и будущее создают волшебную, животворную триаду, где никто не забыт и не утерян.
Итак, у Алексея есть только один выход — придумать себе жизнь, биографию: потому он так убедительно врет об обстоятельствах своего травмирования в разговоре с врачом. Он может вырваться из проклятого круга безвременья, но для этого у него есть лишь одно средство — осуществить нафантазированное в реальности, пускай и с риском для себя. Именно поэтому он идет на самоубийственный поступок в конце фильма, и его история действительно обретает бешеную динамику, однако то, что будет дальше, остается за кадром.
В том есть особая красота: история не замыкается безысходно сама на себе, ее завершает выдумка Шультеса, ставшая реальностью, — другими словами, именно герой и режиссирует под конец то, что с ним происходит. Поэтому в трагичности финала проблескивает хрупкая надежда — ведь круг, в конце концов, размыкается в спираль. Возможно, даже — направленную вверх.
Дмитрий Десятерик
Community Info