Почему так случилось? Может быть, разгадка в... серости Абрама Роома. О, эта серость – вовсе не заурядность, это изысканность. Это тысячи оттенков серого, это переливы серого атласа, это скромное, неброское, аристократическое богатство, проигрывавшее в яркости контраста большинству лучших советских фильмов 20-х годов. Советское кино было кинематографом черно-белых резких граней, размашистых жестов, стремительного монтажа, а вот у Ромма не было ни однозначно белого ни чернильно-черного. На каждый плюс он аккуратно добавлял минус, последовательно размывая линейную графику в неоднозначность акварели.
Советские титаны уровня Пудовкина, Довженко, Юткевича смотрели сквозь него, не замечая, а саркастичный эрудит Эйзенштейн на вопрос немецких коллег о самом заметном фильме Роома двадцатых годов – «Третья Мещанская» (он же «Любовь втроём») – небрежно ответил «Это такой дидактический фильм, в котором обсуждаются разные вопросы».
Впрочем, усилиями Ирины Николаевны Гращенковой как раз этот фильм удалось выдвинуть на достойное место в истории мирового кино и на какое-то время «Третья Мещанская» стал любимым фильмом европейских и евроориентированных интеллектуалов (типа Сьюзен Зоннтаг). Но усилий оказалось недостаточно, чтобы привлечь внимания к другим, может быть, не менее замечательным скромным шедеврам Абрама Роома.
И в этой беглой, недостаточной заметке мне хочется вспомнить один из страннейших фильмов тридцатых годов – «Строгий юноша». Режиссура Абрама Роома по сценарию Юрия Олеши.
Фильм был запрещён. И неудивительно. Гораздо удивительне, что он вообще был снят. Вероятно, на цензоров произвёл впечатление невероятно глупый, пошлый, какой... лакейский сценарий Олеши. Как раз в это время автор «Зависти» изо-всех сил пытался понравиться Советской Власти, юлил, кланялся и заглядывал в глаза, пытаясь угадать желания начальства. И этот сценарий был как раз таков – изображение уже построенного коммунизма, имперская эстетика «возрождённой античности», беспроблемное, безоблачное существование под Советским Солнцем.
Строгий юноша, «волшебный комсомолец», влюбляется в молодую жену пожилого профессора (вроде Преображенского из «Собачьего сердца» Булгакова), но долг повелевает ей оставаться верной подругой гениального врача и бла-бла-бла... Если бы за этот сценарий взялся кто-то попроще, фильм в сталоинские времена прошёл бы на ура, но Олеше не повезло.
Роом вывернул сценарий, сделав совершенно неприемлемый для советской власти фильм. Он продемонстрировал тщательно маскируемую буржуазность Советской власти, её фашизоидность – и оформил фильм фантастическим арт-деко в духе встречи Габриеля дАннуцио с Бенито Муссолини. Роом указал на биологическую природу власти: его героиня, прекрасная Ольга Жизнёва, появляющаяся в первых кадрах фильма обнажённой (что для советского, да и мирового кино того времени просто немыслимо), остаётся со старым гениальным мужем не в последнюю очередь потому что не собирается менять дворец с мраморными лестницами, ниспадающими в море, на скромное студенческое общежитие, где обитает влюблённый юноша. И режиссёр относится к её решению с эпическим спокойствием, не оправдывая и не осуждая.
Секс, солнечная, летняя эротика пронизывают фильм Роома. Полуобнажённые красавцы состязаются в гонках на колесницах, юные порывистые комсомолочки (первая роль Валентины Серовой!) обворожительны, а томная жена профессора источает желание... На этом фоне дискуссии о Новом Уставе ВЛКСМ, которым сценарист придавал важнейшее значение, выглядят откровенным издевательством.
Надо добавить к сему, что Абрам Роом был страстным синефилом, поклонником русского дореволюционного кино и немецкого киноэкспрессионизма. Особенно он ценил Фрица Ланга и Фридриха Вильгельма Мурнау. Скрытые цитаты из фильмов этих великих поэтов экрана неизменно украшают фильмы Роома, а замедленный темп «Строгого юноши» – отсылка к эстетике фильмов Бауэра, так называемый «русский ритм», когда Коралли, Полонский и Вера Холодная сомнабулически замирали перед камерой в томительно долгом, долгом бездействии.
«Строгий юноша» – фильм для любования, для медитации, для отрешённого наблюдения за тенями, скользящими в Элизиуме по ту сторону истории, по ту сторону свершившегося коммунизма. Он одновременно монументален и полон незаметных с первого просмотра деталей и мелочей, смещающих смыслы, размывающих оптику повествования. Если смотреть внимательно, то фильм превратится в декаденсткую драму с фрейдистским подтекстом, а то и в социальный памфлет, но совершенно необязательно смотреть «Строгого юношу» внимательно. Он прекрасен с первого взгляда – завораживающе прекрасен, как прекрасен бесконечный летний полдень.
Community Info