Подобно большинству европейских интеллектуалов, Стеллинг очарован русской классической литературой с ее культом маленького человека.
Это трогательно, это прекрасно, это вполне политкорректно – жалеть неудачников. С той лишь разницей, что маленький человек Гоголя и Чехова прокладывает себе путь в жизни тяжелым трудом, не обращая внимания на препятствия. Герой Стеллинга – просто бездельник. Он мечтает, он пьет с утра, он с понедельника обещает себе начать новую жизнь, но, конечно же, пальца о палец не бьет ради того, чтобы что-то изменить в себе.
У каждого из нас есть подобные знакомые. Некоторые любят изредка приходить к подобным знакомым в гости с бутылкой дорогого вискаря, чтобы рассказать о новой машине или показать фотографии, сделанные во время последнего отпуска.
Прекрасно понимая, что подобный типаж ничего, кроме чувства неловкости, не вызывает, Стеллинг и его сценарный соавтор Ганс Хенсен применили запрещенный прием: бездельник готовится умереть, покончив жизнь самоубийством, что значительно повышает градус сочувствия и позволяет прекрасно раскрыть суть окружающих его людей.
Когда в главном герои отражаются прочие персонажи картины, в большинстве своем, такие же неудачники, начинается магия кино. А Стеллинг, что ни говори, волшебник: фильм, за исключением нескольких коротких эпизодов, целиком поставлен в помещении – по сюжету, привокзального кафе. Причем поставлен с невероятной изобретательностью: в каждой новой сцене, по мере продвижения сюжета к неминуемой развязке, режиссер находит новый ракурс привычных столов, стульев, барной стойки и окна.
Как сказала бы сертифицированная учительница языка и литературы, привокзальное кафе – это метафора нашей жизни.
Сценарий, кстати, тоже выше всяких похвал: грубоватые гэги с опрокидыванием посуды чередуются неожиданными трагикомическими эпизодами. Все персонажи, невзирая на некоторую типажную ходульность (строгий вдовец и дочка, бандит и проститутка, супружеская пара, в которой верховодит супруга; слепой гей с собачкой и так далее), получились невероятно выпуклыми и живыми, за каждым – история, драма и абсолютная внутренняя пустота.
Единственный человек, который после этого трагикомического дня в кафе на привокзальной площади никогда уже не будет прежним – это проститутка. Опять-таки, в лучших традициях классической русской литературы, как ее представляют себе западные интеллектуалы.
Набоков бы смеялся. Как это ни смешно, я был растроган.
PS. Пользуясь случаем, хочу выразить свое презрение Министерству культуры. Снимайте и дальше про казаков, гетьманов и слепых лирныков.
Толковая ссылка по теме:
Community Info