Идиоты / Idioterne

Эта картина с прекрасными актерами, выдержанная в технологических рамках манифеста «Догма-95», настолько реалистична, что кажется не художественной, а документальной работой. Сюжет, монтаж, звук и операторский стиль «Догмы» понравятся далеко не всем. Но никого не оставят равнодушным.

Читать рецензию на фильм Ларса фон Триера "Идиоты"

1.

Эта картина с прекрасными актерами, выдержанная в технологических рамках манифеста «Догма-95», настолько реалистична, что кажется не художественной, а документальной работой. Сюжет, монтаж, звук и операторский стиль «Догмы» понравятся далеко не всем. Но никого не оставят равнодушным.

2.

Основную тему фильма ведут живущие веселой коммуной молодые люди, прикидывающиеся перед всеми идиотами. Их иногда продуманные, иногда импровизированные спектакли разыгрываются то в ресторане, то в бассейне, то на фабрике Rockwool, то в баре, то перед жителями богатого пригорода.

Душа и лидер группы Стоффер (Йенс Альбинус) с обостренным иммунитетом к несправедливости, придает всему действу идеологический и социальный привкус. Именно из его уст постоянно звучат обличения и ругательства в адрес буржуазного мира и буржуазного хлама. Сатира на общество и мягкий ситуативный юмор псевдо-идиотов соединены фон Триером в коктейль неповторимого вкуса.

Все члены группы уверены в том, что они противостоят остальному миру, насмехаются над ним, исследуют, тестируют и обнажают его уродства. В определенном смысле так оно и есть. Но одновременно, режиссер публично исследует их самих.

Кто эти симпатичные люди? Постепенно мы узнаем кое-что о них. Пэд (Хенрик Прип) — врач; Аксель (Кнуд Ромер Йоргенсен) — креатор в рекламной фирме; Хенрик (Троэлс Либи) — искусствовед, эксперт по Матиссу; сам Стоффер — племянник хозяина большого дома, где и расположилась коммуна.

Действительно ли они антибуржуазны?

Вся их «антибуржуазность» лучше всего проявляется в эпизоде, когда коммуна начинает дурачиться и мазаться черной икрой. Что это? Радикальный протест? Плевок в навязанные ценности? Но чтобы вымазаться черной икрой по 1800 крон за банку (USD200) её сначала надо купить. А для этого Аксель должен иметь кредитку, что в свою очередь предполагает высокооплачиваемую работу.

Ясно, что весь их антибуржуазный протест оказывается просто игрой, эгалитарной духовной отдушиной, заповедным островком, существующим лишь благодаря кредитке Акселя, огромному дому Стоффера с садом и парком, его микроавтобусу и т.д. Ясно также, что в такой очевидной ситуации Аксель не может позволить себе «спустить в унитаз свою работу и семью», как того чуть позже, фактически потребует от него Стоффер. Да и сам Стоффер при встрече со своим дядей четко осознает границы, которые не следует переступать.

Таким образом идеология Стоффера превращается в обычную риторику, в аккомпанемент, который лишь нервирует и изводит его самого. Не случайно Аксель, слывущий человеком с антибуржуазной идеологией, на прямой вопрос «что это означает?» так и не дает вразумительного ответа. Также не случайно и то, что герои не могут найти контакт с рабочими Rockwool’а, хотя работа на фабрике не менее безумна, чем жизнь идиотов. И встречу с реальными даунами выдерживают далеко не все. Зато с байкерами в баре — такими же как и они псевдо-бунтарями — наблюдается полное взаимодействие.

3.

Ещё одно испытание — теперь уже человеческого взаимопонимания — ждет героев в сцене группового секса. Выясняется, что среди давно и хорошо знающих друг друга людей, дружески и искренне настроенных друг к другу, такая простая вещь как секс абсолютно невозможен, если не разыгрывать в этот момент душевнобольных. Кадры, возмутившие добропорядочных пуритан, на самом деле не сексуальны, а смешны и трагичны.

Более того, даже любовный акт между Жозефиной (Луиза Меритц) и Йеппе (Николя Лие Каас), полный нежной лирики, также происходит под прикрытием все той же игры в идиотов. В дальнейшем, когда отец Жозефины насильно увозит свою дочь из коммуны, Йеппе не находит ничего лучшего как разыграть отчаяние в виде психического припадка.

В конце концов, действительность слишком настойчиво вторгается в коммуну Стоффера, который своими требованиями лишь ускоряет кризис. Первым уходит Аксель, затем Хенрик, потом начинают разъезжаться остальные. У всех в глазах сожаление, недоумение и обида, но лишь у одного человека — настоящая тревога. Ему ведь придется возвратиться в ад.

4.

На этом можно было бы поставить точку, если бы не Карен (Бодил Йоргенсен).

Карен присоединяется к группе случайно, под воздействием Стоффера — как бездомный щенок она готова присоединиться к чему угодно. Потерянная и одинокая, встретив человеческое тепло и понимание, она остается в коммуне, хотя и не принимает участия в экстремальных розыгрышах.

Что мы знаем о ней? Только то, что у нее ничего нет.

Она бесхитростно сообщает об отсутствии денег и заказывает в ресторане только салат, на что официант грубо спрашивает, хватит ли ей на минералку или принести воду из-под крана.

Она может пригласить к себе домой только одного человека — Сюзанн (Анна Луиза Хассинг). Мы узнаем, что Карен потеряла ребенка. Давно утрачена и любовь. В квартире, кроме нее живут ещё родители, две сестры и муж Андерс! Перед нами небольшие кухня и гостиная, где семь человек сидят буквально плечом к плечу и с пустотой в глазах едят какой-то дешевый торт. Между членами семьи царит усталое, тупое отчуждение.

Мы не знаем, где работает или работала Карен. Но она органично смотрелась за пультом конвейера в Rockwool’е. То же самое относится и к её сестрам, и к мужу.

Фраза Стоффера об обществе «которое становится все богаче и богаче, но не делает людей счастливыми» — восторженно встреченная критиками и повторяемое ими на все лады — имеет к Карен и её семье отношение только своей последней частью. Карен коробит акт уничтожения черной икры. И хотя её робкое возражение о голодных людях избито и банально, Стоффер ничего не может ему противопоставить, и отделывается бессмысленным вздором.

Понятно, почему Карен в коммуне плакала и говорила, что «не имеет права быть такой счастливой». Возможность «побыть ребенком», возможность искренне посмеяться и человеческое общество, свободное от условностей и страха за завтрашний день — разве это не есть настоящее счастье?

Карен нет нужды прикидываться идиоткой, хотя она способна из солидарности сделать это лучше и страшнее других, чем доводит видавшую виды Сюзанн до рыданий. Так же как и её мужу нет нужды забавляться этой клоунадой.

«Пойдем, Карен», — говорит плачущая Сюзанн. И Карен кивает в ответ.

5.

Куда пойдет Карен? Что она будет делать?

Фон Триер не открывает, и, видимо, не может открыть нам эту последнюю дверь. Но, в конце концов, тысячи, сотни тысяч, миллионы, таких как Карен должны на что-то решиться, и должны решить, что им делать с этим миром, который не дает им ни единого шанса.

Хотел ли фон Триер сказать нам, что будущее смогут изменить лишь люди, подобные Карен? Не очевидно. Если фон Триер автоматически развертывал ситуацию и характер своих героев, в том числе и Карен, то перед нами честный и талантливый художник, уверенный в эффективности своего воздействия на около-буржуазных интеллектуалов. А потому и испытывающий на них свои новые провокационные приемы.

Но если он делал это сознательно, то к вышесказанной характеристике следует добавить: и отлично знающий, кому нечего терять кроме своих цепей и кто приобретет весь мир.