Но меня интересует не это и даже не Годар, а вопрос киноязыка. Как Годара интересует, можно ли вообще снять революционный фильм.
Романтические воззрения режиссеров эпохи немого кино, которые возлагали на кинематограф огромные надежды, с треском провалились. Авангардное, сюрреалистическое кино — это довольно жалкое зрелище, удел контркультурщиков, воспринимающих контркультуру как закрытую секту, удовольствия для немногих, а не полигон для развития. Собственно, "бессмыслие" визуального ряда, который ты можешь трактовать, как угодно, вместо свободы дает рабство пустоты либо особое чувственное удовольствие для утонченных. [При этом я не отрицаю, что смотреть такие вещи может быть и интересно, и приятно]
"…У меня есть проект фильма под названием "Захват власти народом" (...)Первая часть: захват власти социалистами, вторая часть: социалисты свергнуты женщинами, женщины свергнуты детьми, и дети свергнуты животными". (Ж-Л. Годар)
- В кино не существует чистой техники, ничего подобного нейтральной камере. Существует только... социальное использование камеры...Иногда классовая борьба -- это борьба одного изображения с другим или одного звука с другим. В фильме это борьба изображения со звуком и звука с изображением. Фильм -- это звук, противостоящий другому звуку. Революционный звук противостоит империалистическому. Во время демонстрации империалистического фильма экран продает зрителю голос хозяина. Голос льстит, подавляет или избивает. Во время демонстрации ревизионистского фильма экран — громкоговоритель для делегированного народом голоса, переставшего быть голосом народа,так как народ молча смотрит на свое искаженное лицо. Во время демонстрации борющегося фильма экран — черная доска или стена школы,которая предлагает конкретный анализ конкретной ситуации. Задача для нас, марксистско-ленинских режиссеров, заключается в том, чтобы накладывать уже правильные звуки на все еще лживое изображение. Звуки уже правильные, потому что это звуки революционной борьбы. Изображение еще лжет, потому что оно создано в лагере империалистической идеологии. (манифест в буклете "Китаянка") (курсив мой)
"Владимир и Роза" ценен сразу несколькими вещами: и как пособие для снимающих кино, и как эксперимент, и как критика Системы, и как критика "левых". Если прочесть историю анархизма в России, то можно наткнуться на замечательную фразу о том, что, проповедовавшие самоуправление и кооперацию на общемировом уровне анархисты, сами оказались неспособны скооперироваться даже внутри своей группы — анархисты раскололись на синдикалистов, индивидуалистов и т.д. Этот же парадокс довольно-таки забавно иллюстрирует и Годар на примере разговора Ива Алонсо и Энн, активистки Лиги Освобождения Женщин. После длинной телеги на тему эксплуатации женщины и разницы в мировоззрении, основанной на социальном неравенстве, Ив плюхает: "Ну да, мы разные. Мы ведь мужчины, а вы — девушки". "Дерьмо", — отвечает Энн, швыряя бумагу, — ее горячая речь ни к чему не привела. Смотрится страшно комично.
Революция 1968-го громыхнула и отозвалась на другом континенте, в Америке, где молодежь бунтовала против войны во Вьетнаме и переживала популяризацию ЛСД. Суд над Чикагской семеркой должен был стать показательным процессом над всеми протестующими. Взяли каждой твари по паре — и член Черных Пантер, и активистка "Подпольной организации погоды" (радикальные коммунисты), и известный хулиган Джерри Рубин, и другие вызывающие у Системы подозрение личности. Все они были членами антивоенного движения, но их обвинили в незаконном пересечении границы с целью поднятия мятежа во время Демократического национального конвента. Ничего не напоминает? Получилось же наоборот — залы суда стали трибуной для пропаганды антивоенных и антибуржуазных идей. "Если судопроизводство превращают в орудие против перемен, заседания суда надо использовать для атаки на судебную систему", — говорил один из них, Том Хайден. В итоге двое из обвиняемых были отпущены, остальные получили по пять лет. Ни о каком правосудии, конечно, не шло и речи, и Годар с остроумием это демонстрирует.Процесс длился целый год, но обвинения затем сняли на основании многочисленных нарушений, произведенных на суде.
"Как вы можете говорить о бунте рабочих, когда им только что увеличили заработную плату?" — возмущается судья. "Т.е. если вам повысят оплату на пять центов в час, у вас будет стояк?"; — парирует осужденный. Несмотря на то, что Годара в составе ДВГ обвиняют в откровенном агитпропе, я с этим согласиться не могу. Длинные цитаты об эксплуатации, разбивка фильма приводят к ситуации, когда ты не можешь понять, перед тобой серьезная вещь или пародия. На самом деле — это просто иллюстрация зародыша самоубийства, который заложен в "левой" идеологии, постепенное осознание того, что методы устарели, доктрины не обновились, активисты попали в замкнутый круг и воюют с системой, заставляя ее буквально выполнять собственные законы. Ну не смешно ли?
Другие размышления о кино - на Экранке.ру.
Community Info