Сценарий: Алесь Адамович, Элем Климов
Актеры: Алексей Кравченко, Ольга Миронова, Любомирас Лауцявичюс…
Режиссер: Элем Климов
"Вы штоу, совсем охярели? Что гэто вы робятье?", - так, полуматерно, китчево, кадром со спины старосты Юстима, на экране предстает последняя, на закате уходящей эпохи, попытка вбросить в массы концептуальное кино. 29 миллионов зрителей в 1986 г., большей частью благодаря кинопрокату в сельклубах, недоуменная (по инерции) критика в газетах, смягчаемая подергиванием «сверху»… В последующие два десятилетия сам фильм и ощущения смятения у зрителя, сопереживавшего невиртуальные кошмары на широком экране, полостью размылись перепроизводством низкопробной продукции индустрии заказного российского кино «про войну».
Пожалуй, воспитанный на агитпропе Федерального агентства кинематографии зритель поколения пост-1986 будет обескуражен вторичностью прописи сюжета в последней крупной работе Климова. Деревенский парнишка Флера попадает в партизанский отряд, остается при хозвзводе, становится свидетелем мясорубки в одной из белорусских деревень, жители которой превращаются в факел… Просмотревший картину едва ли сможет четко восстановить последовательность сцен. Вероятно, Климов задумывался о напластовании «экспрессионизма» на экране, уводя зрителя таким маневром глубоко в каждую минуту действа, отражаемого в глазах героев (плавающая камера на уровне глаз). Пересказать сюжетную линию можно лишь тем же образом, как если бы вспомнить по минутам свой собственный день в мелочах. Двухчасовая картинка на экране таким образом выхватывает, очевидно, не более 2-3 суток из реальной жизни Флеры.
Собственно благодаря вживанию зрителя в трагизм ситуации, - Климов оставляет даже суржик белорусского говора (примерно также как Гибсон поступил с арамейским с «Страстях Христовых») – фильм становится картинкой той ужасно длительной повседневности (в реальности это лишь несколько часовых событий – сожжение деревни и уход в лагерь через топи), где поведенческие стратегии выживания или модели поведения уже не имеют значения. То входя, то выходя за пределы партизанского леса, Флера скользит бегством ужаса поверх расстрелов, облав, предательств, впитывая в себя максимум, на что способно человеческое, и наконец, просто приходит в безумие, услышав от подруги Глаши: «Я же любить хочу!» Предел человеческого достигнут…
То, что сделал на экране средствами кино Климов-режиссер, историки тщательно выписывают пером в жанре истории повседневности войны, Alltagsgeschichte. Кинематографически это сделать сложнее, поэтому Климов насыщает трагизм эпизодами «нормализации», стоящими подчас всего фильма, см. кадры с трапезой Флеры в опустевшем доме (каков свет окон!) или мытья в чане, куда Глаша сбрасывает лесные цветы…
«Между строк» фильм интересен тем, что привычная героизированная партизанщина и стигма полицайщины предстают, скорее, как рефлекс в экстремальной ситуации – Флера со товарищи оказываются чужаками для спасшихся на болотах жителях деревни, причем, абсолютными чужаками для тех, кто еще остался жив, некоторые же типажи коллаборантов-полицаев чем-то напоминают лица партизанских политработников в бериевском пенсне, а в начале фильма едва различимы. Да, конечно, Адамович и Климов заплатили огромную цену идеологии – особенно навязчивым натурализмом в эпизоде с сожжением жителей села в деревянной церквушке. В 1986-м было модно петь оду гуманизму и прочим атрибутам «с человеческим» лицом, ради него можно было сделать уступку вот таким гипертрофированным образам безумия, как впихиванию ребеночка в ту самую церквушку или мифическому образу солдата с нашивкой РОА. Только лицо, судя по кадрам на экране, «человеческим» не стало…
Конечно, климовская повседневность предельно экстремальна и подчас террористична для зрителя, и при «объективной» расфокусировке ее нынче многое окажется шокирующим, как то … работа кинотеатров с детскими сеансами для минских детей в оккупации, рождественские елки под эгидой гаулейтера, насилие партизан, открытие в 1941-42 гг. более трех тысяч (!) школ, взаимоистребление поляков и белорусов (немцы отдыхают)…
Все же Климов одним попал в точку – снимать и говорить о войне, будучи на нескольких сторонах одновременно, грозит превращением запаха паленой человечины в запах пикника с шашлыком, где стороны сошлись как бы по воле независящих от них факторов. Климовская точка отсчета вне – гуманизм – конечно, не только дань эпохе…
20 лет спустя это хорошее напоминание зрителям телеящиков, историкам-ревизионистам и шушаре, проедающей казенные кино-деньги: "Вы штоу, совсем охярели? Что гэто вы робятье?"
Community Info