В редком подарке Формана на первый взгляд почти нет призраков, и куда меньше - самого Гойи. Привычная для стареющего художника картина о творчестве - здесь это не что иное, как набор зарисовок, деталей, ярких карточек; художник-наблюдатель не участвует, он просто рядом. Когда святого отца подвергают пытке, Гойю выбрасывают за дверь, когда безутешную мать отправляют в лечебницу, Гойя об этом не знает; и даже в финальных кадрах он остается не у дел. Более того, и само его творчество с самого начала фильма не может прижиться в этом лоскуте испанской истории: гравюры попирают, портрет сжигают, и даже сама королева, отсидев на деревянном коне добрый десяток часов, возмущена работой художника. Манера уже не нонконформиста Формана - кадры-зарисовки, пестрое покрывало моментов эпохи - безусловно, лишает фильм драматизма. И Портман, то голая и измученная в катакомбах, то безумная Грета со свернутой челюстью, то клыкастая куртизанка, наравне с этой манерой взбудоражит воображение критиков, и те вооружатся перьями в порыве саркастичеких плевков желчью - хотя перья эти зачастую не мешало бы вернуть туда, откуда они были выдернуты. Хотя, прямо сказать, Форман и меня смутил этой необычной сиюминутностью - когда король вроде бы только исполнил свою музыкальную издевку, и ты еще не вполне насладился услужливым польщением Гойи (прекрасно сыгранным шведским актером Стелланом Скарсгардом), - и тут же сцена резко обрывается, очередная картинка отбывает в стопочку.
Но и среди стопочек есть главная фигура - выбивающийся из пестроты отец Лоренцо (Хавьер Бардем), выросший до осознания французской революции и закладывания ладони за пазуху а-ля Бонапарт некогда апологет инквизиции. Грузный, мрачный и совсем по канонам католического духовенства склизкий и тошный, во второй части действа он расцветает в бодрого властителя дум и отца семейства, притом не расплескав своей подлой натуры - и с детьми, и с любовницами, и с друзьями.
Именно при нем брат Наполеона и отбирает картины в королевском дворце - решая отсылать императору не "Сад наслаждений" Босха, а изображение семьи Карла VI. А ведь "Призраки Гойи" - это и есть правое крыло фламандского полотна, на котором акцентировано внимание камеры. На нем изображен Ад. Мрачные и нарочито уродливые, то хищные, как заправские проститутки, то беспощадные, как солдаты-завоеватели - полулюди-полузвери, а с ними пороки и насилие - вот те призраки, что отнимали слух, те призраки, что насиловали юных дев в темницах, те, что сажали на дыбы. Те призраки, что ходили и по улицам Гойи, и по бульварам нидерландского живописца. Кто в рясе, кто в кринолине, а кто в царском камзоле.
Community Info