Нет мира страшнее, чем мир, полный обмана. Нет мира ужаснее, чем мир людей, не умеющих прощать. «Ад – это невозможность более любить», сказал Достоевский. Кесьлёвский (автор идеи) и Писевич (сценарист) посчитали, что даже любовь не спасает такой мир. Почему? Потому что в нем нет места Богу. Режиссер Данис Танович, поставивший «Ад», не смог увильнуть от маячившего изо всех углов мрачного финала, зато обошелся минимальным количеством «катастроф» (могло быть гораздо больше, уж вы мне поверьте).
О чем «Ад»? Во-первых, о детях. О трех сестрах-парижанках: Софи (Эммануэль Беар), Анне (Мари Жиллен) и Селин (Карин Виар). Они выросли в неполной семье. У строгой матери, ныне полупарализованной, немой и дочками нелюбимой. Селин, «старая дева», в одиночестве проводя вечера в баре, каждое утро спит в поезде, чтобы выкатить коляску с матерью (Кароль Буке) на прогулку по живописной аллее, где с калейдоскопом играется старик (Жан Рошфор). Правда, в последнее время она не совсем одинока – за ней начинает ухлестывать странный парень, норовящий сказать что-то важное. А в поезде она становится предметом внимания со стороны трогательного проводника. Анна – студентка Сорбонны, закрутившая роман с профессором, не собирающим бросать жену и дочку (кстати, подружку Анны), ради беременной любовницы. В результате, мучается и Анна из-за неразделенной любви, и профессор из-за опасности разоблачения… Анна обнаглела настолько, что заявляется к подружке домой, спрашивая совета у семьи любовника, как ей быть. Услышав в ответ: «Бороться за любовь!» К добру это, понятное дело, привести не может. И, наконец, у Софи добропорядочная семья, но, увы, только с виду. У мужа-фотографа некоторым образом служебный роман, отчего устраивающая то и дело истерику Софи начинает мужа тихо ненавидеть, но не бросает его пока в силу нажитых с ним двух детей. Сюжетный клубок с каждым кадром становится только изощренней. Усугубляя и так уже непростые отношения между персонажами все новыми витками случайных совпадений.
Во-вторых, фильм о боге, любви и всепрощении. Кесьлёвский – автор «Декалога» (своеобразно толкующего 10 ветхозаветных заповедей) и трилогии «Три цвета» (разбирающих понятия смерти, прощения и суда). Был он режиссером очень верующим, причем не в какое-то там «звездное небо над головой» или «Вселенную», а в самого что ни на есть библейского Бога. Фильмы его очень жесткие в моральном плане, не допускали даже мысли о флирте, измене или лжи. Это только в фильмах такая любовь кончается свадьбой, считал режиссер. В обычной жизни зачастую финита ля комедия настоящей трагедией. И ладно бы еще ссорой или разводом, а то ведь и смертью… К европейской политкорректности Кесьлёвский относился с легким презрением. Словно обладая какой-то высшей мудростью, никакой политкорректности не допускающей. Обычные жизненные коллизии его фильмов предполагали Бога жестокого, но справедливого. И удивительных, странных людей: умеющих прощать и умеющих любить. Думаете, это просто? В фильме «Ад» ни один главный герой этими способностями не блещет. Софи ради детей не может простить мужу-изменнику (там есть очень сильная метафора с Медеей Еврипида, убившей детей из мщения любимому). Сестры не могут забыть матери косвенной вины в смерти отца. Дочь профессора не прощает Анну. Мать «ни о чем не сожалеет». Страшный мир, страшный… Мир, калейдоскопом начинающийся и калейдоскопом же заканчивающийся. Вынуждающий смотреть на «немогущих любить и прощать» фигурки, чьи проблемы странным образом схожи, глазами Бога.
В-третьих, пора бы снова вспомнить Достоевского, наивно полагавшего, что «красота спасет мир», несмотря на свою «страшную силу». Так вот, «Ад» снят феноменально красиво. С отсылками к снятым также безыскусно-красиво «Декалогу» и «Трем цветам». Красота умело выстроенного кадра. Красота сюжетной архитектуры, откуда нельзя убрать ни один кирпичик без того, чтобы не развалился весь сценарий. Красота пейзажей, причем не сусально-навязчивых и открыточных, а простых, словно случайных заснятых. Микс завораживающе-прекрасного ночного Парижа с драмами и семейными катастрофами вызывает двойной эффект. С одной стороны, мраморно-белые и желтовато-салатовые комнаты или детские, полные феерии цветовых пятен. С другой стороны, страшная новость, прочитанная в газете посреди этой белизны или прыжок отца из окна. С одной стороны, зеркальные блики Эйфелевой башни на окне балконной двери. С другой стороны, страшное одиночество девушки на этом балконе.
Эта красота холодная, отстраненная, спокойная и божественная. Мир, в котором живут персонажи (по мысли Кесьлёвского-Писевича – мы с вами) – полон красоты. В то же время, мир этот полон одиноких и разуверившихся во всем и вся людей. И он, мир этот, по разным причинам к людским проблемам абсолютно равнодушен. Спасет ли его красота? А черт его знает, говорит Танович, ставя «красивую точку» в финальном «вопросительном знаке». В фильмах Кесьлёвского финалы были порой страшные, порой счастливые. Но всегда – фи-на-лы. Ответ на вопрос, задаваемый фильмом, режиссером давался. Возможно, косвенно, ненавязчиво, неявно. Возможно, парадоксальный, абсурдный, страшный. Но, тем не менее, он был. В фильме «Ад» ответов нет. (Забавна конструкция другого предложения: «В Аду ответов нет») Случайность, судьба или Бог правит жизнью людей? Да, калейдоскоп – он геометричен и закономерен (судьба), но в то же время картинки его всегда случайны. И его, калейдоскоп, для начала всегда кто-то должен смастерить. Быть может, герой Жана Рошфора, вечно играющий с калейдоскопом старик – Бог? Это было бы уже слишком, но кто знает….
Во-вторых, фильм о боге, любви и всепрощении. Кесьлёвский – автор «Декалога» (своеобразно толкующего 10 ветхозаветных заповедей) и трилогии «Три цвета» (разбирающих понятия смерти, прощения и суда). Был он режиссером очень верующим, причем не в какое-то там «звездное небо над головой» или «Вселенную», а в самого что ни на есть библейского Бога. Фильмы его очень жесткие в моральном плане, не допускали даже мысли о флирте, измене или лжи. Это только в фильмах такая любовь кончается свадьбой, считал режиссер. В обычной жизни зачастую финита ля комедия настоящей трагедией. И ладно бы еще ссорой или разводом, а то ведь и смертью… К европейской политкорректности Кесьлёвский относился с легким презрением. Словно обладая какой-то высшей мудростью, никакой политкорректности не допускающей. Обычные жизненные коллизии его фильмов предполагали Бога жестокого, но справедливого. И удивительных, странных людей: умеющих прощать и умеющих любить. Думаете, это просто? В фильме «Ад» ни один главный герой этими способностями не блещет. Софи ради детей не может простить мужу-изменнику (там есть очень сильная метафора с Медеей Еврипида, убившей детей из мщения любимому). Сестры не могут забыть матери косвенной вины в смерти отца. Дочь профессора не прощает Анну. Мать «ни о чем не сожалеет». Страшный мир, страшный… Мир, калейдоскопом начинающийся и калейдоскопом же заканчивающийся. Вынуждающий смотреть на «немогущих любить и прощать» фигурки, чьи проблемы странным образом схожи, глазами Бога.
В-третьих, пора бы снова вспомнить Достоевского, наивно полагавшего, что «красота спасет мир», несмотря на свою «страшную силу». Так вот, «Ад» снят феноменально красиво. С отсылками к снятым также безыскусно-красиво «Декалогу» и «Трем цветам». Красота умело выстроенного кадра. Красота сюжетной архитектуры, откуда нельзя убрать ни один кирпичик без того, чтобы не развалился весь сценарий. Красота пейзажей, причем не сусально-навязчивых и открыточных, а простых, словно случайных заснятых. Микс завораживающе-прекрасного ночного Парижа с драмами и семейными катастрофами вызывает двойной эффект. С одной стороны, мраморно-белые и желтовато-салатовые комнаты или детские, полные феерии цветовых пятен. С другой стороны, страшная новость, прочитанная в газете посреди этой белизны или прыжок отца из окна. С одной стороны, зеркальные блики Эйфелевой башни на окне балконной двери. С другой стороны, страшное одиночество девушки на этом балконе.
Эта красота холодная, отстраненная, спокойная и божественная. Мир, в котором живут персонажи (по мысли Кесьлёвского-Писевича – мы с вами) – полон красоты. В то же время, мир этот полон одиноких и разуверившихся во всем и вся людей. И он, мир этот, по разным причинам к людским проблемам абсолютно равнодушен. Спасет ли его красота? А черт его знает, говорит Танович, ставя «красивую точку» в финальном «вопросительном знаке». В фильмах Кесьлёвского финалы были порой страшные, порой счастливые. Но всегда – фи-на-лы. Ответ на вопрос, задаваемый фильмом, режиссером давался. Возможно, косвенно, ненавязчиво, неявно. Возможно, парадоксальный, абсурдный, страшный. Но, тем не менее, он был. В фильме «Ад» ответов нет. (Забавна конструкция другого предложения: «В Аду ответов нет») Случайность, судьба или Бог правит жизнью людей? Да, калейдоскоп – он геометричен и закономерен (судьба), но в то же время картинки его всегда случайны. И его, калейдоскоп, для начала всегда кто-то должен смастерить. Быть может, герой Жана Рошфора, вечно играющий с калейдоскопом старик – Бог? Это было бы уже слишком, но кто знает….
Community Info