Очень жизнерадостный импрессионизм

Француз, вернувшийся только что из Алжира, пьяный в хлам, укурившийся в дым, сидит в кафе и рассказывает свои приключения другу. Громко. И повторяясь. К нему начинают прислушиваться. Столик. Другой. И вот уже всё кафе внимает Жаку/Жану/Франсуа Трюффо. Он пытается рассказать что только может. «Я прикоснулся к лицу ее и провел по щеке», «Я любил ее затылок», «Вы знаете, что говорил о женщинах Бодлер?», «Мы играли в домино каждый день», «Да, я забыл упомянуть, там был художник…», «А еще статуя, мы все были в нее влюблены»… Это кино – рассказ такого француза. Захлебывающегося в интонациях. Обращающего внимание на детали. Голова маленькая. Мир большой. В кино – 100 минут и три актера. А надо, кровь из носа надо! - рассказать все это, рассказать… «Жюль и Джим» - киноболтовня. Бла-бла-бла. Рассказ от первого, второго и третьего лица…. Рассказ от лиц всех персонажей сразу. В потоке слов сложно уловить какую-то сверхидею, смысл, основную мысль (кроме банальных – любовь, дружба, жизнь и смерть). Но смотришь на происходящее открыв рот. Восхищенно. Поначалу желая ухватить все подробности. А потом, плюнув – погрузившись с головой, окунувшись всем телом, утонув всей душой в невероятно киношных и жизнерадостных кадрах. «А вот Дениз. Она ничего не говорит. Она не идиотка. Просто пуста. Абсолютно пуста внутри. Секс… Секс в чистом виде. Скажи «Au Revoir» месье. «Au Revoir».

Жанна Моро… Катрин. Еще один мотылек, посланный на землю в качестве образца женщины (и как доказательство правоты Бодлера?). «Она королева. Да, она не особенно умна, не особенно прекрасна (это Жанна Моро, напоминаю). Но она как никто – настоящая женщина. И именно поэтому мы ее любим». А Катрин из тех, кто любит сложности. Она и прямую линию закрутит в спираль. Превратив ее в нечто логарифмически-непостижимое. В ленту Мебиуса. Разобраться в принципах ее, моральных обязательствах или законах чести – почти невозможно. Время будет потрачено зря. В отличии от циничного Годара (см. «Мужское и женское»), Трюффо к женщине снисходителен. Он не делает из королевы божество. Чтобы потом насмеяться над ним. Напротив. Свергая королеву с трона и пару раз вывалив в грязи - нежно и сочувствующе покачивает головой. Катрин – «женщина вольного поведения». Не в том смысле, что шлюха (хотя и можно кинуть такой дротик, но мишень уж очень легка). Просто скользит по жизни. Отличие Жюля от Джима в том, что второй тоже скользит, а первый пускает корни. Кино-бурлеск. Балаган. Своеобразный театр "Гран-Гиноль" любовной жизни втроем.

А какая мысль стучала в голове у меня маленьким молоточком по барабанчику? С каждым шажком Катрин. Поворотом ее тела. Взглядом. Улыбкой. Вздернутым подбородком. Беспорядочным бла-бла-бла. Истеричностью. Смехом. Магнетизмом. Эгоцентризмом… Она точка. Где сходятся пути. Она любима. Ее любят. И будут всегда любить. Чтобы она не натворила. Куда бы не свернув. С какого моста не прыгнув. Таких любят мужчины. Такие пленяют мужчин. Набрасывая на них, как на клетки с попугаями, темные пледы. Легко и непринужденно покоряя. Француженка. Кинематографичная женщина. В конце концов, Жанна Моро… Весь фильм вас будут заставлять бормотать про себя: «ах, как она прекрасна…». И тыкать нашкодившим щенком в линию жизни на ее ладони. Она восхитительна, не правда ли? Вы будете скучно сидеть в углу, но Трюффо-Моро вытащат вас на танец – вальс или танго – какого черта – без разницы. Вас будут танцевать. Кармен. Бабочка. Магия. Волшебство. Ангел. Шлюха. Прельщающая невинностью и несчастностью. Девочка ловит кайф по жизни. И плачет. Она летит, слегка касаясь глади озерка. Она прекрасна и удивительна. Неспа? А эротизм? А нежность? А непосредственность? Она, в конце концов, дитя! Душа поэта… М-да. А в голове стучалась дурацкая фраза. Я ее отгонял. А она стучалась и стучалась. Войдите, сказал я на 84 минуте. И она, фраза, вошла. Так спокойно и неторопливо. Сняла плащ. Бросила шляпку на постель. Встряхнула зонт. И посмотрела прямо в глаза. «Дружок, - сказала мне фраза, - а все-таки она сука». И я не нашелся, что ответить. Даже банального: «но все-таки мы таких любим». Просто потому, что это неправда. Мы таких ХОТИМ. А все-таки она сука, друзья мои, эта Катрин.

Очень поэтичное кино. Стихотворение, рассказанное под музыкальное сопровождение в заброшенном кафе на грязной площади маленького городка. До сих пор (до 60-х в смысле) казалось, что режиссеры сродни искателям. Редко когда отыскивают самородки. Потому старое кино кажется музеем Красоты. В фильме Трюффо ровно наоборот. Красота – охотник. Фильм – жертва. Она, красота, проскальзывает отовсюду. Трюффо, быть может, и не хотел бы ее в том или ином кадре. Он, возможно, и избежал неуместного эстетствования. Но Красота неумолима. Она выскакивает ванькой-встанькой там, где ее не ждут. Фасеточное зрение режиссера ли тому причиной, профессиональные навыки Красоты как охотницы ли тому виной, но «Жюль и Джим» нашпигован кадрами-произведениями искусства. (Слева: Трюффо и Моро)

Фильм лучше кушать урывками. Как его ел я. Посмотрел. Пауза. Мандаринчик. Посмотрел. Пауза. Кофе… Прелесть в том, что это не 106 минут одного фильма, а 106 фильмов, поминутных, странных и смешных (или грустных). Финал меня не удивил. Убийство. Самоубийство. Ценность жизни для Катрин – ничтожна. Стремится к нулю. Знаете, что говорила мне одна подобная ей девочкабабочка? «Из меня плохая жена. У меня вряд ли будут семья, муж и дети. Потому… Если я не уйду в монастырь, я стану убийцей». Слова ее только на первый, невинный, незамутненный взгляд – парадоксальны. Трюффо видел жизнь странным фарсом. Нейронной сетью. Непонятной и прекрасной. Завораживающей своей тайной. Убивающей, нечаянными во многом, ударами судьбы. Поэтическая. Грязная. Мерзкая. Нежная. Красивая. Добрая. Злая. Жизнь… Катрин. Катрин – это жизнь. А жизнь – это сука. Но она прекрасна. И другой у нас нет.