Фильм Алехандро Ходоровского стал культовым моментально, как только выполз огромной черепахой на экраны артхаусов и развалился там во всем блеске широкоформатного, но притом, парадоксальным образом, авангардного кино. Полз, однако, долго. "Продюсер Ален Кляйн меня ненавидел. Он на много лет запретил показ "Священной горы", — жаловался Ходоровский. Финансовая отчетность умалчивает, где и когда Ходоровски упустил столь важные нити, на которых болталась судьба картины, из своих рук, — ведь он сам являлся сопродюсером картины, а деньги на съемки были выданы лично ему Джоном Ленноном. Видимо, это произошло в один из тех моментов, когда "закинутый" хорошей дозой ЛСД Ходоровский угрюмо рассуждал об индивидуальных проблемах девяти человеческих личностей, на которые распалась его душа, и трепет пальцев выдал его слабость. Воротила большого бизнеса Кляйн не преминул воспользоваться случаем и беспрепятственно вынул нити из дрожащих пальцев творца, забуксовавшего на полпути к просветлению.
О чем же фильм? Для кого он предназначался, для какой, как говорится, целевой аудитории? Я скажу, для какой. Для всех наших эзотеоретиков, космогонщиков, оракулов, весталок, квазипророков и прочих отроков с возбужденно горящими глазами, подожженными добрым толстым косяком с афганской шмалью. Фильм переполнен символикой "тайных знаний", и эти тайные знания скручены в такой плотный клубок, что распутать его и выйти по нитке на солнечную лужайку сможет далеко не всякая бабушка, сказавшая надвое. Во всяком случае, ей сначала придется освоить искусство "стоп-кадра".
Меня эзотерика не увлекает, поэтому с уверенностью могу констатировать: в этом плане для меня фильм был скучен. Скучен он и сюжетно, — но уже по объективным причинам. Однако сейчас, по прошествию чертовой уймы времени, фильм любопытен с исторической точки зрения. Он является отличным отражением эпохи 60х, ярко воспылавшей, но и быстро подошедшей к угасанию, эпохи, когда все культурные наработки человеческой цивилизации оказались пересмотрены и переплавлены в котле свободы, дарованной раскрепощением нравов и доступностью галлюциногенных вещест.
Хантер Томпсон в "Страхе и ненависти в Лас-Вегасе" подвел черту этой эпохи четко, уверенно и, главное, более быстро, чем Ходоровский, а Умберто Эко в "Маятнике Фуко" заглянул в эту краткотечную эпоху более пристально и придирчиво, взглядом ироничного ученого-энтомолога. Что осталось Ходоровскому? Его фильм напоминает мне роман Юрия Морозова "Подземный блюз" ("он типа Кришны, он тоже всеми шибко любим", — как характеризует этого писателя и композитора Майк Науменко в "Песне гуру"). В романе очень пасмурно описываются духовные происки Морозова и его друга. Поиски ведут к одним лишь разочарованиям. Однако ж друг в конце концов уходит в какую-то якобы там Шамбалу, но сам автор в этом не слишком-то уверен и даже не пытается заставить поверить в это читателей.
Ходоровски поставил перед собой несколько иную задачу и выбрал иной творческий маршрут. Он не пытался перед дальним походом провести рекогносцировку местности (то есть сначала подумать, потом переосмыслить, и наконец подвести итог), а сразу взял быка за рога. Он сам утверждал, что во время съемок находился в поисках, пытаясь снять нечто мощное о духовном просветлении. Но, как видно из фильма, он не знал, куда идти, а самое главное, хотел идти не в одиночку, а вместе с фильмом, который должен был являться то ли его путевым дневником, то ли своеобразным отражением его души. Впрочем, в проводники Ходоровски взял себе известного чилийского гуру-мракобеса Оскара Ичасо и даже провел с ним и наркотиками несколько незабываемых часов.
Поиски заводят в тупик.
Это становится очевидно где-то в середине фильма, когда "Христос", набив шишки о всяких разных гуру, наконец, добирается до "самого крутого" из них, и этим человеком, постигшим тайны бытия, оказывается сам Ходоровский. Далее фильм начинает все откровеннее превращаться в сатиру, и кульминацией оказывается восхождение на Священную гору, где заседают девять мудрецов, проживших тридцать тысяч лет. Когда группа из семи учеников, названных по именам планет Солнечной системы (среди которых имеется и незаметный, окончательно растворившийся на вторых планах "Христос) подымается к столу, за которым сидят мудрецы, то видят, что за столом — манекены. Более того, камера отъезжает в сторону, нам становится видна вся съемочная площадка, с осветителями и операторами. Из девяти муляжей лишь один оказывается человеком, и этот человек — режиссер Ходоровский, который лукаво, но в то же время как-то потерянно улыбается в кадр, как бы говоря: "бля, хуйня получилась".
И правда, если оценивать фильм как цельное художественное произведение, то получилась хуйня, — слишком пестрый, неровный, сбивчивый киноальманах, состоящий, впрочем, из ярких и мощных (тут Ходоровский не ошибся и не промахнулся) сюрреалистических сцен, круто замешанных на сексе, крови и гниении; но зато фильм ценнен самим фактом своего появления, ценнен своей хуевостью. Он — наглядное нравоучение, иллюстрированная чужая ошибка (а как известно, лучше учиться на чужих ошибках, чем своих). Он служит убедительным свидетельством бессмысленности и даже, может быть, опасности вот таких вот "духовных поисков", которые за "небольшую" мзду организуют "знатоки" тайных знаний.
Впрочем, я не буду сильно удивлен, если по истечению еще тридцати лет уже в самом фильме Ходоровского "Священная гора" люди, падкие до исканий, будут искать и, главное, находить невиданные откровения.
Другие рецензии читайте в интернет-журнале "ЭКРАНКА.РУ"
Community Info