РЕЖИССЕР: Михаэль Ханеке
В РОЛЯХ: Анни Жирардо, Бенуа Мажимель, Изабель Юппер и др.
СЦЕНАРИЙ: Михаэль Ханеке
ОФИЦИАЛЬНЫЙ САЙТ:http://www.kino.com/pianoteacher/
ЖАНР:
Драма
Один шаг отделяет великое от смешного, гения - от злодейства и интеллигентность - от порока. Никаким шизометром не измерить глубину помешательства сорокалетней Эрики Хомут, талантливой пианистки, блистательно сыгранной Изабель Юппер. Эрика - это оборотень за роялем, синий чулок и франкенштейн в одном флаконе. Между ее одержимостью музыкой и глубиной мазохизма в самом классическом, неприкрыто-сексуальном виде можно смело ставить знак равенства. Никакой эротикой здесь и не пахнет - это мускусный запах использованных и выброшенных в мусорку салфеток в порно-салоне, которые она вдыхает, с жадностью прижимая к лицу. Одна линия любви и две линии порока и унижений: Эрика и ее Музыка, Эрика и ее мать (Анни Жирардо), Эрика и влюбленный в нее юноша (Бенуа Мажимель).
Музыка Шуберта и Баха в ее истинно-классическом, академическом выражении защищается и воплощается ею с поистине одержимой непреклонностью. На людей Эрика-пианистка смотрит как на клавиши рояля, на которые надо уметь правильно нажимать, чтобы заставить их извлечь слышимую только её перфектно-извращенным слухом ноту или звучание. Эмоции ее учеников, будь то слезы, волнение, смех или нежность, кажутся ей ненужным аккордом, портящим общую музыкальную тему. Эрика-садистка насыпает горсть давленного стекла в карман своей излишне эмоциональной ученице перед решающим концертом. Эрика-мазохистка получает почти сексуальное удовлетворение от материнских пощечин. Безумный мазохизм сцены, где она, поудобней усевшись на краю ванной, бритвой режет себе гениталии, подставив зеркальце для более выгодного обзора (свет мой, зеркальце, скажи?!!!), сводится на нет и становится дико смешным в тот момент, когда мать зовет ее обедать (война – войной, но обед – по расписанию :)
Хотя и смех тут..мягко говоря, не совсем уместен: скорее уж кривая ухмылка, вызванная полным неадекватом происходящего.
Мать, гениально сыгранная Анни Жирардо, - классический пример престарелой тиранши, скорой на расправу и пощечины для своей дочки, давно переступившей порог пост-бальзаковского возраста. Она спит с дочерью в одной постели, и после очередной дикой склоки с руганью и рукоприкладством, столь желанным для последователей Захер-Махоха, они выглядят чуть ли не утомленными любовниками! Она названивает по телефону знакомым, проверяя, на месте ли Эрика, и режет все той же самой злосчастной бритвой ее платья, если они кажутся ей чересчур фривольными!
Это у Эрики-то – фривольными! :) Да она выглядит как типичная консерваторская училка, которую ученики наверняка за глаза называют «наша мымра»! Конопатое лицо рыжей Юппер можно в принципе сделать любым – от загадочно-порочного, как в “Ma mere”, до мышиного, с плотно сжатыми губами и удивленно приподнятыми тонкими бровками, без тени косметики, с дурацким стародевическим пучком на затылке. Ничто, кажется, не способно изменить выражения ее бесстрастного, собранного и решительного лица: это мышь со сверхчувствительным нюхом к двум вещам – музыке и крови.
Одетая и причесанная в стиле синечулочной мымры, Эрика-Юппер, однако, начисто лишена типичных для старой девы «розовых соплей», в чем очень скоро смог убедиться влюбленный в нее Уолтер (Б. Мажимель). Что он в ней нашел – это особый вопрос :) И тем не менее: красивый молодой студент-блондинчик, одинаково уверенно чувствующий себя на хоккейном поле и за фортепьяно, не на шутку увлекся далеко не юной «рыжей мымрой», решив, что здесь его безусловно ждет успех.
И просчитался. Он просто не сразу понял, с кем имеет дело. Лезвие бритвы – вот логический предел и идеал сексуальных фантазий Эрики.
Сцену в туалете едва ли можно назвать эротической: в ней столько откровенного садизма, что Уолтера становится искренне жаль просто как мужчину. «Мымра» руководит им так же жестко, как и на уроке музыки. «Так не поступают с мужчиной!» - беспомощно лепечет он, поняв, что она получает удовольствие, унижая его командами – «смотреть в глаза», «нет!», «все!» и отступая на пару шагов в самый пиковый момент, вновь и вновь намеренно «обламывая» ему оргазм, который сама от «стандартного» полового акта испытать была не способна. Она измывается над парнем, любуясь его растерянностью - такого он явно не ожидал (а кто бы ожидал на его месте?...). Дуэт Мажимеля и Юппер в этой сцене, как и во всех последующих, выглядит настолько органичным и играется с такими натуралистичными подробностями, что успеваешь забыть, что перед тобой – актеры.
Но он, заинтригованный, не сдается...и пытается играть по ее правилам. Он читает ее письмо-сценарий с подробными секс-инструкциями на нескольких мелко исписанных страницах – о том, как надо поглубже засунуть ей в рот чулок, как потуже связать ремнями и с какой силой бить в живот. Но даже здесь предполагаемое удовольствие, как оказалось, существовало только в ее воображении, на ментальном уровне, не затрагивая физиологию: скорее всего, испытать реальное удовольствие от секса она уже не могла вообще, и все, что ей оставалось – это возбужденно мочиться на асфальт, подглядывая за увлеченно трахающимися парочками в машине.
В итоге влюбленность, страсть и интерес сменяются у Уолтера отвращением и ненавистью на физиологическим уровне – так до судорог ненавидят рыжего таракана, чьи мерзкие раздавленные останки испачкали вам ботинок, вызвав рвотные спазмы.
И все это – на фоне безупречной, светской Вены, слишком классически безупречной, как Шуберт или Брамс, такой прилизанной, «евросоюзной» и политкорректной. Судя по всему, Ханеке считает, что в подсознании среднестатистического европейца при всей его внешней культурности и добропорядочности прячутся такие скелеты, что подобная частная перверсия уже не может считаться «особым случаем», а классическая европейская цивилизация становится инструментом подавления, на котором надо лишь научиться очень умело играть.
Остается надеяться, что ценители музыки не заклеймили Ханеке позором за то, что он вывалял в грязи Шуберта, Баха и Брамса.
Они-то явно ни в чем не виноваты.
Community Info